Полукровка. Эхо проклятия
Шрифт:
— Простите, но я не понимаю…
— Прошу вас, выслушайте меня. Только выслушайте, не перебивая. Итак: полгода назад в одной из стран, как это теперь принято говорить, «дальнего зарубежья», произошло несчастье с одним богатым и влиятельным человеком. Автокатастрофа с летальным исходом. К сожалению, такое случается даже в их, сытых и весьма благополучных пенатах.
— Мне очень жаль, конечно, только я-то здесь при чем? — довольно невежливо перебила Самсут.
— А все дело в том, что досадное происшедшее с неведомым вам человеком, как ни странно, сделало вас, Самсут Матосовну Головину, и ближайших членов вашей семьи наследниками баснословного состояния.
— Послушайте, вы, как вас там…
— Хоровац, Самсут Матосовна, Хоровац… Понимаю, что подобная информация ошеломила вас,
— Так вот, Хоровац! Если это розыгрыш, то розыгрыш глупый и…
— Успокойтесь, Самсут Матосовна, это не розыгрыш и, надеюсь, не глупый, Я понимаю, что такие вещи бывает довольно трудно, вот так вот с ходу, переварить и осознать. Но… Помните «Неуловимых»? «Это есть факт, мсье Дюк».
— Я помню «Неуловимых», но вот только не припомню, чтобы у меня были родственники за границей, — в данном случае Самсут немного лукавила, поскольку как минимум одного такого родственника она прекрасно знала. Хотя и не с лучшей стороны.
— Так я вам об этом и толкую. Поймите, это просто чудо, счастливое стечение обстоятельств, к сожалению ставшее следствием чужого несчастья, что удалось практически стопроцентно установить факт вашего родства. Так что считайте, что вы в своей жизни нашли клад. Уверяю, что далеко не всем так везет. Тем более что этот клад не нужно сдавать государству. Разве что налоги…
— А вам-то какое дело до моего, как вы выражаетесь, клада? Предлагаете услуги копателя?
— Не буду лукавить, в данном случае от небольшого вознаграждения я бы не отказался. В конце концов, это я располагаю подробностями и доказательствами. Но при этом размер возможных комиссионных оставляю исключительно на ваше усмотрение. Надеюсь, вы оценили благородство моих намерений?
— Конечно, оценила. Особенно то обстоятельство, что из самых благородных намерений вы не хотите открыть мне ни фамилии родственников, ни страны, где они жили, ни собственного имени? — парировала Самсут.
— Вот вы насмехаетесь надо мной, а зря. Помимо прочего, я еще и искренне забочусь о вашей личной безопасности. Да-да, не удивляйтесь. Состояние столь значительно, что любой претендент, выступивший с претензией на оное, неминуемо ставит себя в положение дичи. За которой найдется немало желающих поохотиться.
— Я благодарна вам за заботу, и все же… Откуда вы вообще узнали обо мне? Кто вам дал мой телефон?
— Ну, это-то как раз нетрудно: необъятные возможности Интернета, «пиратские» базы данных с рынка «Юнона»… Ну да я понимаю, что сейчас вам нужно какое-то время, чтобы успокоиться, все обдумать и принять решение. Но поскольку времени у нас с вами не так много, то и откладывать дела на глубокое «потом» тоже не стоит… Вот что, давайте-ка завтра мы с вами встретимся и спокойно все обсудим. Скажем, часика в четыре. Кофейню «Гурме» возле «Чкаловской» знаете? Это ведь совсем недалеко от вашего дома, не так ли?..
— Знаю, — окончательно растерявшись, кивнула Самсут, автоматически отметив, что незнакомцу известен не только ее телефон, но и адрес.
— Ну тогда до встречи. Да, а узнать меня совсем не трудно. Особая примета — усы. А у вас?
— А у меня нет усов, — ответила Самсут и медленно опустила трубку на рычаг.
Так вот чем суждено было закончиться этому нервному во всех смыслах летнему дню! Чьей-то идиотской шуткой. И шуткой жестокой. Ведь если звонивший что-то знает о ней, то наверняка знает и о ее неблестящем материальном положении. Мать-одиночка с грошовой учительской зарплатой… ну, еще пенсия Галины Тарасовны плюс подработки — у одной ученики, у другой массаж. Негусто… Вот и ударил по больному месту. Гад!
Но с другой стороны… А вдруг не шутка? Вдруг и вправду?
Жаль, что до сих пор она всерьез, «с чувством, с толком, с расстановкой» не интересовалась своей родословной… Если бы она не поленилась когда-то, то могла бы хоть приблизительно оценить правдивость слов этого велеречивого незнакомца-доброхота — и отнестись к ним как они того заслуживают. Но, увы. И все же… И все же сладкая отрава надежды начала вползать в уставшую душу Самсут.
«Завтра, — устало
Но до спасительного завтра оказалось еще далеко.
Самсут легла, стремясь заснуть как можно скорее, отдохнуть и завтра посмотреть на происшедшее всего лишь как на чью-то глупую, но безобидную шутку. Однако из этого грандиозного плана даже сейчас мало что удавалось осуществить. Она лежала, прислушиваясь к улице, не затихавшей в эти безумные летние месяцы даже по ночам, и скоро вынуждена была признаться себе, что разговор этот взволновал ее гораздо больше, чем ей того хотелось бы. Вот только… к чему надеяться зря? Ведь до сих пор действительно все происходило по одному сценарию: стоило ей когда-нибудь на что-нибудь понадеяться, как все сразу же начинало идти прахом. Как, к примеру, она хотела жить вместе с отцом Вана, мелькнувшим на ее студенческом небосклоне загадочным метеором! И что из этого вышло?
И все-таки, кому мог прийти в голову такой розыгрыш? Ведь для тех, кто ее действительно знает, вполне естественно предположить, что она, как человек трезвый, просто посмеется и выкинет из головы этот разговор — для чего и огород городить?
И тут Самсут рассмеялась. Как же раньше-то ей не пришла в голову такая простая разгадка этой истории?! Разумеется, это могла сделать только Карина, помешанная на своих армянских корнях и объединении армянского народа. Хитрая, знает, что в лоб Самсут не возьмешь, вот и решила сделать ловкий финт, дабы заставить подругу задуматься о предках и родственниках. Правда, незнакомец, отрекомендовавшийся Хоровацем, и словом не обмолвился о том, что родством с покойными заграничными богатеями она связана именно по армянской, бабкиной линии, — но в этом-то как раз и вся тонкость интриги. Ведь не кинется же Самсут копаться в предках по линии мамы, Галины Тарасовны. Уж там-то все более чем ясно — бабушка Груня Галушко, в девичестве Покабатько, доярка с полувековым стажем, и дед Тарас, знатный комбайнер. Украинская бабушка, умершая пять лет назад, запомнилась Самсут смуглой сморщенной старушкой с черными, корявыми пальцами, а деда она и вовсе не знала — задолго до рождения единственной внучки он героически погиб, спасая народное добро от пожара. Но, спасая — народное, своего добра он так и не нажил. И остались после него разве что большой фотопортрет в маминой комнате да несколько коробочек с орденами и медалями, которые Гала привезла из Ставищ, когда ездила туда на похороны своей матери. Да и какие там еще могли быть сокровища — разве что мешок сталинских облигаций или зарытая под яблоней бочка с керенками. И Каринка, давно вхожая в семью и неоднократно гонявшая чаи со словоохотливой Галой, не могла не знать всех этих обстоятельств.
Имелся, правда, еще один, тоже уже умерший, русский дедушка Иван Головин, и теоретически вся эта история с таинственным наследством могла быть как-то связана с ним… Хотя нет, исключено — дед разошелся с бабушкой Маро, которую считал «чокнутой армянкой», года через три после войны, оставив ее с маленьким сыном на руках. Странное дело, но даже после этого бабушка не держала на него зла и никогда не отзывалась о нем плохо. По словам Маро, дед был интересный, очень цельный и очень сильный человек. Сын офицера царской армии, воспитанник детдома, он, несмотря на советское казенное воспитание, всегда помнил о своем «благородном» происхождении. «Зов предков» и нежелание работать «пролетарием» сподвигли Ивана Головина поступить в военное училище и стать кадровым военным. Тогда-то в Ленинграде и случился бурный роман дочери нищей армянской беженки с молодым красавцем-лейтенантом, закончившийся свадьбой и скорым рождением сына Матоса. («Молодец, Маро! Лишившись армянской фамилии, она, тем не менее, сумела отстоять для сына армянское имя. И это в те время, когда новорожденных предпочитали называть Виленами, Кимами и даже Оюшминальдами»). [2]
2
Отто Юльевич ШМИдт НА ЛЬДине.