Полуночное солнце (Сборник с иллюстрациями)
Шрифт:
— Двадцать пять? — Старик с грустью смотрел на «форд». — Я… я в затруднительном положении. — Он посмотрел на Гарвея. — Вы не могли бы дать мне тридцать?
Гарвей вставил между зубами потухшую сигарету и посмотрел в сторону.
— Вы испытываете мое терпение, мой пожилой друг, — мрачно сказал он. Вы просто пытаетесь докопатьсяцо самых глубин моего терпения!
Старик продолжал смотреть на Гарвея.
— Вы хотите сказать, что… — начал он.
Гарвей улыбался ему сверху с тем же адским терпением.
— Это значит, что двадцать
Одним движением он достал бумажник из внутреннего кармана, вынул из отделения для денег три купюры и вручил их старику. Затем он развернул его и показал ему на будку в центре машин.
— Идите прямо в ту маленькую контору, — сказал он, — и отдайте там документы на автомобиль. — Он посмотрел на модель А. — Я сказал «автомобиль»? Я хотел сказать… — Он начал крутить пальцами, словно желая подобрать слово. — Ах, да, колымага, вот что это такое. Надо будет не забыть это слово для возможного покупателя… Но за это ручаться нельзя, мой очаровательный пожилой друг, есть определенные ограничения.
С этими словами он резко повернулся и пошел к молодой паре, все еще занятой «шевроле»-тридцать восьмого года.
Он посмотрел на них сквозь окно, поиграл пальцами, улыбнулся, подмигнул, очертил языком круг и уставился в небо, подавляя нетерпение. В процессе ожидания он оперся ногой на задний бампер, и. тот не замедлил с грохотом свалиться на землю. Гарвей поднял eго на место, укрепил с помощью пинка и пошел прогуляться до конторы.
Когда он вошел, старик уже закончил с регистрационными документами. Он улыбнулся Гарвею:
— Подпись, печать и доставка мистеру, — он выглянул в окно, чтобы прочесть огромную вывеску, — мистеру Хенникату. А вот и ключи. — С этими словами он положил на стол ключ зажигания и задумчиво посмотрел на них. Потом с легкой извиняющейся улыбкой посмотрел на Гарвея.
— У этой машины есть одна особенность, о которой я обязан сказать.
Гарвей просматривал документы и едва взглянул вверх.
— Да, да, говорите, — сказал он.
— Машина заколдована.
Гарвей быстро взглянул на него и улыбнулся с видом «видите, на что я вынужден идти?»
— Это правда?
— О, да, — ответил старик. — Бесспорно. Машина заколдована. С того дня, когда сошла с конвейера, это может подтвердить любой из прежних владельцев.
Гарвей продолжал улыбаться, обходя вокруг стола, чтобы сесть.
Он моргнул, собрал губы в трубку и потыкал языком в щеку.
— Не думаю, что вы захотите сообщить Мне, каким образом машина заколдована и как от этого можно избавиться.
— О, скоро вы сами все узнаете, — ответил старик. Он встал и отправился к двери. — Насчет того, как расколдовать машину — вам лучше ее продать. Счастливого дня, мистер Хенникат. Было очень приятно иметь с вами дело.
Гарвей оставался сидеть на стуле.
— О, возможно… возможно, — сказал он.
Старик задержался в дверях и повернулся к нему.
— Думаю, что вы поймете, что совершили самую лучшую сделку, — сказал он.
Гарвей соединил пальцы на затылке.
— Мой пожилой друг, — заявил он обиженным тоном, — вы поступаете крайне несправедливо по отношению ко мне. Эта маленькая сделка, с колдовством или без него, является моим сегодняшним актом благотворительности? Вы ведь будете жить на эти деньги, не так ли? Идите себе и живите.
Старик поджал губы.
— Нет, нет, нет, мистер Хенникат. Это вы живете на мои деньги. И я склонен думать, что будете.
Затем он засмеялся и вышел из конторы.
Гарвей опустил глаза на документы на столе и небрежно сунул их в корзину, уже обдумывая, как он представит модель А: «Неприкосновенно!» А может, выдать ее за машину, на которoй Элиот Несе ловил Фёйса Флойда. Он прострелит в заднем крыле пару дырок 22 калибра и будет уверять, что они получены во время необычной погани. 3a автомобиль с такой историей, с традициями закона и порядка не жалко 300 долларов. Голоса молодоженов, идущих в контору, прервали его мечты. Он встал, выглянул в окно и смотрел, как они приближались. Он мгновенно сменил обычное выражение алчности на «деловое» для третьей фазы — смесь родительской привязанности и обостренной, почти болезненной честности. Таким его видели всегда.
Молодой человек показал на «остин» 1934 года.
— Сколько стоит та машина? — спросил он.
Простак, подумал Гарвей. Законченный, настоящий-, честный, первостатейный, благонравный простак. Этот автомобиль принадлежал Гарвею вот уже двенадцать лет. Это был первый и последний автомобиль, на котором Гарвей потерял деньги. Он откашлялся.
— Вы говорите об этом коллекционном экземпляре? Это… это… — Гарвей наблюдал за юношей.
По какой-то дурацкой причине слова не могли вырваться наружу.
Он складывал слова, уплотнял их, как снежки, и пытался выбросить их, но ничего не выходило!
Через секунду он что-то произнес. Голос был его собственный, слова были его, но он не мог поручиться, что говорил их осознанно.
— Это не продается, — произнес его голос.
Парень переглянулся со своей женой и указал на машину, в которой они сидели.
— Как насчет «шевроле»?
И вновь Гарвей почувствовал, как его рот раскрылся, и услышал свой голос.
— Эта машина не для продажи.
— Не для продажи? — Юноша странно посмотрел на него. — Но ведь вы именно ее нам продавали.
— Да, я хотел толкнуть ее вам, — сказал голос Гарвея — и на этот раз он был уверен, что говорит он сам, — но сейчас я ее не продам. Да это же груда лома! Развалюха. У нее нет звонка. В ней отсутствуют цилиндры. В ней нет ничего. Блок разбитый, а бензин она жрет так. словно владеет всеми нефтяными скважинами Техаса.
Гарвей смотрел остекленевшими глазами и делал усиленные попытки закрыть рот, но слова все еще вылетали из него: