Полуночные тени. часть 2
Шрифт:
Осознав происходящее, барон Зигмонд Герейн попытался взять ситуацию под контроль. Он, в конце концов, должен был отвечать за своих людей, как подобает господину, а не охотиться на них, подобно дикой твари. Но какое там ситуацию, если он сам себя контролировать оказался не в силах! На него находило внезапно, словно мутная пелена укутывала разум, а когда отпускало – приходилось отдавать одежду прачке, и во рту долго ощущался солоноватый вкус, ни вином, ни брагой не получалось заглушить.
Больше всего в те безумные дни он боялся за жену и сына. Он сам не понимал, каким чудом, какой милостью богов не тронул их. Он отправил их прочь, к родственникам жены, как только осознал опасность. И все равно – боялся. Его сын остался теперь единственным, кто мог продолжить род Герейнов.
То время Зигмонду до сох пор тошно было вспоминать – а забыть не получалось. Ничего нет отвратительней для мужчины и воина, чем ощущение собственного бессилия, полного подвластия чужой воле. Ничего нет унизительней смеха вслед за словами: «Ты будешь делать то, что я хочу». Даже если это – слова и смех богини.
Проклятие, как чума, расползалось по землям Герейна. Он пытался бороться, но проигрывал. Безнадежно проигрывал – сам себе. Какая злая ирония.
И тогда он отправил гонца в Азельдор.
Человек, которому написал барон Зигмонд Герейн, однажды уже помог ему. Человек этот был сведущ и в кровавой магии, и в хитростях отношений с богами: мэтр Иссанар, азельдорский архивариус, бывший глава столичной гильдии магов. Что почтенный мэтр не поделил с коллегами в столице, почему довольствовался не столь уж почетной должностью в далекой провинции – этого барон Герейн не знал. Да и не стремился знать – не зря говорят: «В дела магов не лезь, голова целее будет». Он просто сделал все, что было в его силах, дабы оказать столичному гостю хороший прием в Азельдоре – а сил и влияния у барона Герейна тогда хватало. Может, в столице сведущих магов – как псов на помойке, а им здесь такой маг – на вес заговоренного серебра.
Мэтр Иссанар оценил прием, который ему оказали, и отплатил за добро добром полной мерой. В Азельдоре его знали и уважали, ни разу не слышал Зигмонд Герейн, чтобы о столичном маге отозвались «город его приютил», а только – «мэтр оказал нам честь, выбрав Азельдор». И теперь Зигмонд ждал его, как последнюю свою надежду.
Надежда не подвела.
Почтенный мэтр приехал к вечеру, не побоявшись наступающей темноты и приходящего вместе с темнотой безумия барона Герейна. Зигмонд до сих пор помнил нахлынувшую тогда панику: если он, потеряв разум, накинется на мага, одному из них точно не жить! И хорошо, если самому Зигмонду… Но маг лишь усмехнулся в ответ на гневно-испуганный вопрос барона. И сказал:
– Не нужно бояться. Сегодняшнюю ночь вы проведете в полном разуме, господин барон. Я ручаюсь.
– Вы можете… избавить меня от этого? – голос Герейна прервался, горло как будто сжала когтистая шершавая лапа.
– К сожалению, нет, – вздохнул маг. – Но оградить на одну ночь – сумею. Мне нужно посмотреть на нити связавших вас чар, проследить их сплетение. Тогда станет ясно, что можно сделать. Пойдемте куда-нибудь, где нас не потревожат.
Зигмонд вел мэтра Иссанара в кабинет, а внутри нарастала мерзкая тошнотная дрожь. Эта ночь должна была решить судьбу барона Герейна.
Он ждал каких-то чар, ворожбы, но маг просто усадил его в кресло, велел расслабиться и предупредил:
– Может быть неприятно.
Зигмонд откинулся на жесткую дубовую спинку и закрыл глаза. Неприятно не было, скорее щекотно, а иногда сквозь щекотку будто пробивались толстые тупые иглы. Кололи то вокруг затылка, то у висков, перебегали с шеи на ключицы, с ключиц на грудь, заставляя сердце пропускать удар. Потом что-то дернуло в голове, взорвавшись ослепительно белой болью – словно к мозгу прицепили крючьями колючую веревку и рванули со всей дури. И Зигмонд провалился в беспамятство.
Очнулся он поздним утром, в то время, которое сам привык обозначать как «давно уже день на дворе, лентяи». В распахнутое окно лились солнечные лучи – и тишина. Только далеко над лесом слышался вороний грай.
А сердце сжимало понимание, которое барон Герейн не сумел бы выразить словами.
– Что со мной? – тихо спросил он. – Я как будто знаю что-то, а поймать не могу. Ускользает.
– Оно придет постепенно, – кивнул мэтр Иссанар. – Вы и в самом деле теперь знаете многое, что еще вчера было вам недоступно, господин барон. Однако, поскольку получили вы эти знания не путем честной учебы, а ворожбой, понять их вы пока не в состоянии. Потребуется время. Но, увы, времени у вас будет предостаточно.
Зигмонд медленно кивнул: это он тоже знал, хотя и не мог объяснить.
– Я передал вам все, что знаю сам о магии крови. Так у вас будет хотя бы надежда. Когда-нибудь, со временем…
– Значит, сейчас ничего сделать нельзя? – Зигмонд сам не узнал свой голос: севший, насквозь пронизанный безнадежностью.
– Только оградить людей от…
– От меня, – продавил сквозь сжавшееся горло Зигмонд. – Слава богам, хотя бы это.
– От вас и ото всех, кого вы успели… задеть. Полагаю, вы предпочли бы смерть тому выходу, который я могу предложить, но я очень сомневаюсь, что ваша богиня даст вам умереть. Вернее, – мэтр вздохнул и слегка развел руками, – я не сомневаюсь в обратном.
Барон поднялся, налил вина в два кубка.
– Мэтр Иссанар, я мужчина и воин. Вы зря щадите мои чувства. Говорите прямо, прошу вас.
– Хорошо.
Маг помолчал, баюкая в ладонях кубок, а когда заговорил, голос его стал резче и жестче.
– Теперь – со временем – вы начнете лучше понимать свою богиню. Хочу надеяться, господин барон, что рано или поздно это сослужит вам добрую службу. Пока же единственное, что можем мы сделать, это загнать проклятие в некие границы, не дать ему расти и шириться. Мне очень жаль, господин барон.
– Что вы можете? – глухо спросил Герейн. – Что именно?
– Определить и оградить некую заповедную территорию. Загнать туда всех, кого успело коснуться ваше проклятие, и закрыть от людей.
– Навсегда?
– В меру сил, – маг слегка развел руками. – Кто может знать будущее?
Зигмонд хотел еще спросить, есть ли на примете подходящее место – где будет теперь дом Зигмонда Герейна, но промолчал. Снова сдавило горло. Дом… Не бывает у нелюди дома. Только нора, берлога, логово.