Полуночные тени. часть 2
Шрифт:
– Говорят, она красавица и умелая лекарка к тому же?
– И это верно. Она мне жизнь спасла. Счастье, что сейчас она с отцом. Он все еще был болен, когда я выехал, но на умение Сьюз можно положиться.
– Поздравляю, раз так, – Грегор собственноручно долил в кубки вина. – Здоровье благородного Эстегарда!
Анегард выпил до дна, торопливо зажевал куском остывшей оленины. В голове шумело.
– А еще говорят, будто девушка выросла в деревне и не знает благородного обхождения?
– Ее воспитала знахарка. Да, Сьюз не всегда ведет себя
– Ей сейчас, должно быть, восемнадцать?
Анегард кивнул, изо всех сил стараясь сидеть прямо и не упускать нить беседы.
– Значит, – задумчиво продолжал Грегор, – летом, а то и к весне, стоит ждать свадьбы. А что, Анни… Анни, мальчик мой, я тебя совсем уболтал? Прости неучтивого старика и отправляйся отдыхать!
«Вы совсем не старик», – хотел возразить Анегард, но глаза закрывались, а шум в голове становился все настойчивее. Молодой барон Лотар смутно ощущал, как его ведут куда-то, стаскивают сапоги и камзол, укладывают… Что там благородный Грегор говорил о свадьбе? Утром спросить… надо…
На этой мысли Анегард провалился в сон.
…Он бежал по ночному лесу, по знакомой с детства тропе, и кинжальный ветер полнолуния вспарывал шерсть. Проклятую волчью шерсть. Не помог амулет, не помогла Звериная матерь. Не услышала, а может, не захотела.
Он бежал, и ужас дышал в душу. Спасительный, благословенный ужас – единственная преграда отчаянию.
Старший мертв. Убит. Убит и сожжен. Вонь горелой плоти въелась в шерсть, не отпускает. Проклятая зачистка. Проклятый Грегор, его милость, справедливый и заботливый господин. Разве мы виноваты, что так вышло?! Боги свидетели, одного хотели – жить, как раньше жили. Как все люди.
Как люди.
Не хочу, взвыло внутри. Зверем, тварью, нелюдью – не-хочу-не-хочу-не-хочу-у…
Сожгут. И пепел по ветру развеют. Беги, тварь, беги. Не быть нелюди человеком.
Холодный лунный свет ударил в глаза. Лунное серебро дробится в текучей воде, пляшет мелкой веселой рябью. Река – граница баронских владений. Там, дальше – заповедный коронный лес. Самое место для твари.
Текучая вода, забери тоску, унеси следы.
Черная тень перечеркнула серебристую полосу. Волколак взвыл, заскреб когтями: крутой берег выворачивался из-под лап, осыпался текучим песком, словно не хотел пускать. Отчаянный, из последних сил прыжок… тварь обернулась, взвыла злобно – и скрылась в спасительном ельнике.
Анегард вскинулся, хватанул ртом холодный воздух. Из окна удушливо несло горелой плотью. Оборотня жгут… сожгли. Не это ли кошмар навеяло? Смутные обрывки всплывали и таяли. Ужас, отчаяние, ненависть… Нет, не просто кошмар. Дар. Кого-то ты почуял, Лотар. И вышибло-то из видения над рекой, над текучей водой – все верно.
Что ж, одной тварью меньше в землях барона Ордисского.
Анегард встал, прошлепал к столу; выстывший пол холодил ноги даже сквозь ковер. Напился ледяной воды – прямо из кувшина. Сел на постели, завернувшись в меховое одеяло. Одной тварью меньше – но почему тогда, откуда, зачем эта рвущая душу жалость? Вот еще выдумал, барон Лотар, нелюдь жалеть!
Да, выдумал. Однажды твоя жалость уже обернулась во благо. Многим, и тебе самому не в последнюю очередь. В конце концов, Звериная матерь, богиня тварей – и твоя богиня тоже.
Спать больше не хотелось. Да и незачем, криво усмехнулся Анегард. Время к рассвету.
Он все же подремал еще немного – сидя, неловко привалившись к стене. Поднялся с тяжелой, словно мокрыми опилками набитой головой. За завтраком хмуро молчал – впрочем, барон Ордисский тоже не отличался с утра особой любезностью. Хотя простился с гостями тепло, удачи пожелал. Извинился:
– Провожать не стану, уж простите старика. Зачистка – дело тяжелое, устал.
Копыта гулко простучали по мосту; порыв ветра донес все еще отчетливую вонь. Анегард тряхнул головой, отгоняя воспоминание о ночном кошмаре, и отряд свернул на дорогу к Азельдору. Игмарт засвистел что-то немелодичное, да почти тут же и умолк. Тоже, что ль, не выспался?
Проехали по деревне, распугав копошившихся в оброненной соломе кур и собрав урожай любопытных взглядов. За деревней потянулись вскопанные под зиму огороды, щетинистые полоски жнивья. Голова прояснилась, и тут же вспомнился вчерашний разговор. Интересно, Герейн тоже зачисткой занят? Если и впрямь нелюдь прикормил, кого вычищает? Выехали б раньше, успели бы своими глазами глянуть. А теперь только гадать да, быть может, людей расспросить. Первый снег не за горами, а ехать еще – никак не меньше боговорота.
До самой дневки так и тянулось: деревеньки, жнивье да огороды, да мирная, безмятежная тишина. Пообедали в трактире, посмеялись над Рихаром, задразнившим конопатой мелкую хозяйскую дочку: на себя, мол, погляди! Расспросили хозяев. Выслушали долгое восхваление в адрес его милости барона Грегора, чьими заботами зверье, нелюдь, разбойники и прочие неприятности ходят где-то далеко, не мешая жить честным людям. Сторговали задешево гуся, копченый окорок и три краюхи свежего хлеба, приплатив к надрезанной серебрушке новостями. Люди здесь и впрямь жили хорошо.
Часа в три пополудни дорога нырнула в лес, но и здесь было спокойно. Анегард тревоги не чуял, Марти, судя по всему, тоже. Королевский пес учел, видно, вчерашнее, и менестреля из себя не строил. Таким, тихим, его оказалось терпеть куда легче. Анегард даже почти смирился с просьбой Сьюз – «Пригляди там за ним, ладно?» – хотя что сестренка нашла в этой наглой роже, понять не мог. Да и не пытался. Пусть все идет, как идет, а там поглядим.
Закатное солнце ударило в глаза. Золотая дорожка дробилась в текучей воде, плясала мелкой веселой рябью. За рекой, на крутом берегу, видны были глубокие борозды от волколачьих когтей. А над обрывом нависала шапкой темная, нехоженая чаща. Мрачные вековые ели, заповедный коронный лес. Самое место для твари.