Полуночные тени
Шрифт:
В замке совсем не помешает охотник на крыс.
Снова — в который уж раз! — Анегард взял меня к себе на седло; но почему-то теперь я чувствовала себя до странности неловко. Самозванкой я себя чувствовала, что уж говорить! И кто Зига за язык тянул?! Небось нужна его милости Эстегарду Лотарскому дочка незаконная, как собаке пятая нога! Какому мужчине приятно, когда вот так ни с того ни с сего свалится на голову плод юношеского приключения, давно позабытого? Может, попросить Анегарда, чтоб молчал? И Зигу пусть молчать велит?
Цепочка всадников и телег растянулась на узкой тропе. Позади брело стадо, и там же держалась большая часть охраны. Придет Ульфар — найдет пустую деревню и голову своего наймита на шесте. Озлится, верно…
Анегард прервал молчание.
— Сьюз, когда отец вернется, я скажу ему, чтобы он тебя признал. Не дело так. Ты мне дважды жизнь спасла, он не откажет.
— Трижды, — ввернул невесть как оказавшийся рядом Зиг.
Я вспыхнула:
— Шел бы ты, а?! То есть, летел бы? Если бы я господину барону нужна была, уж наверное, он бы меня и сам признал. Раньше. А так мне не надо. Можно подумать, я за награду… придумали еще!
— Я спросил, — Анегард запнулся чуть приметно, — у твоей бабушки. Она говорит, отец не знает.
— Вот пусть и дальше не знает! — отрезала я. — Незачем.
— Зря ты так. Поверь, Сьюз, я отца знаю!
То ты, могла бы сказать я. Любимый сын, законный наследник. А еще у вас Ланушка есть. И вот вам здрасьте, явится какая-то приблуда своей доли требовать! В лесу выросшая, по хлевам работающая! Хороша баронесса! Нет уж.
Но сказала другое.
— Если спасение жизни и правда стоит награды, то пусть моей наградой будет ваше с Зигмондом молчание.
— Зря, — повторил Анегард. — Но раз ты просишь, ладно.
Зиг молча дернул вперед. Впрочем, я знала откуда-то: без согласия Анегарда он меня не выдаст.
Я поискала глазами бабушку. Не нашла: ее усадила на свою телегу Гвенда, они ехали почти в хвосте. Нашарила мыслями Серого и Злыдню. Кажется, все там спокойно… Бабушка не станет плакать при чужих, она и при мне-то старается сдерживаться. Ей бы отлежаться, отдохнуть… да и Анегарду, кстати, тоже.
Шло к вечеру; дети на телегах, кто поменьше, начали хныкать. Я подумала вдруг: как-то там мой хорек? Дикарь не дался в руки, ушел в лес. Тревожиться глупо, не пропадет; но я привыкла к нему и просто так выбросить из мыслей уже не могла. Хорошо бы вернулся, когда все закончится.
Анегард молчал. Мне казалось, он тяготится неспешностью поездки, необходимостью подстраиваться под еле ползущие телеги селян, под неспешно бредущее стадо. Небось думает: что случись, ни его, ни Гарника на месте нет. Исподволь, как духота перед грозой или холодная мгла перед осенней бурей, его тревога переползала на меня; и я ничуть не удивилась, когда навстречу выметнулся Зиг, обвел наш караван бешеным взглядом и сказал, наклонясь к уху Анегарда, так, что только
— Вчера в замок изволили явиться баронесса Иозельма. В отсутствие хозяев и капитана стражи управляющий не решился отказать ее милости в убежище. Сегодня рано утром баронесса отправила гонца к Ульфару. Я велел своим поискать, но боюсь, уже не перехватят.
Анегард выругался и пришпорил коня. Махнул десятнику на скаку: мол, веди сам, и поживей! Я взвизгнула: ссадил бы, что ли!
— Держись, — буркнул Анегард.
Я закрыла глаза и что было сил вцепилась в шершавую ткань камзола. Счастье, ехать осталось всего ничего…
Сказать, что замок на ушах стоял, было бы сильным преуменьшением. Ремесленная слободка и ближние деревни уже перебрались под защиту стен, огромный, обычно пустой двор напоминал бродяжий табор: костры, наспех сооруженные палатки, шум и гвалт, люди и скот вперемешку. И без того мрачный Анегард едва окинул взглядом устремившихся к нему людей, спрыгнул наземь, рявкнул:
— Управляющего сюда, живо! Старост всех! Остальным разойтись!
Расходиться, конечно, никто не поспешил. Отступили немного, вытолкнув вперед трех старост и заметно осунувшегося, бледного и словно пришибленного управляющего. На него и напустился молодой барон — как по мне, вполне за дело.
— Что у тебя здесь творится? — управляющий аж позеленел под яростным взглядом. — Ты что здесь развел? Что за свинарник? Почему люди не устроены по-человечески? Во дворе не пропихнуться, страже шагу не ступить! А если тревога, штурм? Ты соображаешь, что здесь начнется?
Управляющий заикался, разводил руками, но толком ответить не мог. Да Анегард его и не слушал.
— Еще люди подойдут, куда денешь, они ж в воротах застрянут! Нам, может, всю зиму так сидеть, об этом ты подумал? Сам под крышей спишь! Чем ты вообще тут занимался, пока меня не было?
Спасла управляющего от расправы Ланушка. Девочка вихрем сбежала по высоким ступеням парадного входа, протолкалась сквозь толпу и с криком:
— Братик, ты живой! — повисла у Анегарда на шее.
— Конечно, живой, — растерянно моргнул Анегард. — Что со мной сделается, ну выдумала…
— Я так боялась! — девочка всхлипнула и неудержимо разрыдалась, бормоча что-то невнятное: я разобрала только «матушка» и "страшно".
— Погоди, — шепнул сестренке Анегард. — Погоди, я тут быстренько закончу… ну, не плачь…
Иоланта затихла, прижавшись к брату и вздрагивая.
— Так, — Анегард обнял ее за плечи, обвел взглядом двор. — Мужчин по казармам. Женщин и детей разместить в замке. Все имущество переписать, где чье, и в подвалы, там места много. Скот и урожай… перепишешь, у кого что было, и в общую кучу, на прокорм пойдет. Кто чего своего после не досчитается, возместим. Да смотри мне, без приписок! Проверю. Сейчас еще народ подъедет, с ними то же самое. Старосты, отрядите баб Лизетт в помощь, еду пусть на всех сразу готовят. За порядок головами отвечаете. Всё. Пошли, маленькая.