Полуночный ковбой (сборник)
Шрифт:
Ребята по очереди пристраивались к ней, Анастасия, повернув голову набок, лениво покусывала ногти и относилась к происходящему совершенно равнодушно. Ее можно было сравнить с раковым больным, проходящим курс рентгенотерапии. Толку от облучения никакого, но больной безропотно принимает лечение — ему уже все равно.
— Ну, что возишься? Я тут всю ночь торчать не намерена, — поторопила она очередного партнера. Но замечание было брошено вскользь, как бы по обязанности.
Когда пришел черед Джо, она, казалось, стряхнула дремоту, вероятно, почуяв новичка.
— Бьюсь
— Не мешай парню, — оборвал его Бобби.
— Дайте закурить, что ли, — попросил кто-то.
— Ох, доберусь я до нее, будет знать, как оттирать меня, — зашипел Адриан Шмидт.
Бобби Десмонд вмешался:
— Заткнитесь, а не то она вильнет задом — и привет.
А Джо шептал Анастасии:
— Тебе хорошо?
— Что?
— Ну, нравится?
— А тебе не все равно?
Снова раздалось шипение Адриана:
— Что он там, заснул, что ли? Ребята, нужно, по-моему, время засекать. Сделал свое дело — и уходи. А то будут тут некоторые шуры-муры разводить. Верно, ребята? Ну, засекаю…
И вдруг Анастасия Пратт охватила ладонями голову Джо и, притянув его к себе, зашептала на ухо:
— Ты единственный, единственный, один-единственный после Гарри Эмбергера, честно, только ты, я не вру. Обычно я ничего не чувствую. Ты самый лучший. Поцелуй меня. Прошу. — Джо почувствовал, что тело девушки ожило, а дыхание участилось, словно она взбиралась на высокую гору. И на этой горе ей, казалось, стало не хватать кислорода, и она тянулась к губам Джо, стремясь добыть из них живительный глоток воздуха.
А в голове Джо неотвязно вертелась мерзость, которую ему нашептал Бобби Десмонд.
— Ну, поцелуй, — умоляла Анастасия, — поцелуй.
Ее лицо было мокрым от слез. И тут Джо испытал нечто, заставившее его забыть обо всем на свете. В порыве благодарности он крепко поцеловал ее в губы, отчего все тело Анастасии содрогнулось, а руки вцепились в него мертвой хваткой. Пик экстаза миновал, но Анастасия не отпускала его. Она тихо всхлипывала, а ногти все сильнее впивались в спину Джо.
— Ну ладно, — встрял Адриан Шмидт, — мне надоело. Эта парочка меня достала. За то время, что они тут барахтаются, я бы уже десять раз управился…
С экрана донесся голос пожилой дамы: «Помните, дети, мы — единственные родственники бедняжки Сары и наш христианский долг…»
После чего послышалось оглушительное хлопание двери.
Анастасия быстро оделась, так и не подпустив к себе Адриана. Он было замахнулся на нее, но приятели его удержали. Она вышла из кладовой, спустилась по лестнице и зашагала по направлению к залу, неестественно запрокинув голову и пошатываясь, будто была навеселе.
Когда она входила в зал, на экране звучала бравурная музыка. Она приветствовала ее возвращение в темноту кинотеатра «Мир».
ГЛАВА 4
В юности непременный признак влюбленности — прогулки около мест, где обитает предмет твоих чувств. Мы, не решаясь открыто признаться даже самим себе, а тем паче — другим, выдумываем всевозможные предлоги, лишь бы быть поближе к божеству, надеемся на чудо или, вернее, на его призрак.
Джо изнывал от желания по-настоящему подружиться с ребятами, которые привели его в кладовку кинотеатра. Но их вожак Адриан Шмидт, блондинистый прыщавый верзила, считал, что в тот вечер Анастасия Пратт отказала ему из-за Джо. И когда Джо принялся топтаться у газетного киоска, где обычно собирались подростки, Адриан подарил ему взгляд, от которого у любого душа бы в пятки ушла. А потом ему удалось настроить всех остальных, кроме Бобби Десмонда, против Джо, и в один прекрасный день, когда тот проходил мимо, ребята высыпали на тротуар и стали чмокать губами, изображая страстные поцелуи.
В то же время Анастасия Пратт, влюбившись в Джо Бака, принялась прохаживаться мимо его дома. Каждый день после занятий она шла туда. Он наблюдал за ней сквозь жалюзи в комнате Салли и заметил, что она баюкает свои учебники на руках, точно младенца. Его поразило совершенно бесстрастное выражение ее лица — она смотрела прямо перед собой, лишь краешком глаза буравя окрестности. Так налетчик присматривается к ценностям на витрине ювелира. И вот однажды она появилась на улице и принялась звонить в каждый дом, предлагая купить билеты церковной лотереи.
— Ой, — воскликнула она, притворившись удивленной, когда Джо Бак открыл дверь, — я не знала, что ты тут живешь. Я мимо шла, а тут… в общем, наша церковь лотерею затеяла, ну, в общем, у вас звонок, так я и… А ты давно тут живешь? Ой, что я такое говорю… в общем, билет брать будешь?
Она говорила, а Джо смотрел на ее губы, но потом отвел глаза, вспомнив гнусное чмоканье Адриана Шмидта, и замотал головой, дескать, не нужны мне ваши билеты.
Девушка поняла, что Джо отказывается отнюдь не от билетов. Чуть не плача, она подалась к нему и грустно прошептала:
— Правда, не хочешь?
Джо кивнул. Анастасия резко повернулась, спустилась с крыльца и пошла прочь.
Она покачивала бедрами при ходьбе, да так, что внутри у Джо что-то перевернулось. Он внезапно заметил, как печально опустились ее плечи, как сгорбилась спина, и тут против воли он громко и довольно красноречиво кашлянул. Она обернулась. Джо выдавил:
— Не знаю, есть ли у меня мелочь.
Анастасия стрельнула глазами из-под ресниц и поразила его в самое сердце.
Пятнадцатилетняя Анастасия Пратт стала первой женщиной Джо. Они прятались, как воры. Он стыдился и за себя, и за нее. Она давала ему свою любовь, но требовала тех самых страстных поцелуев, из-за которых все и началось. Он видел ее желание, сам трепетал, целуя ее, и ненавидел себя за это.
Часто в часы безделья Джо размышлял об их любви.
Сто раз он давал себе зарок развязаться с ней, но стоило им увидеться, как благие намерения исчезали. Он представлял себе линии ее живота и бедер, думал о ее одиночестве и беззащитности. Эти мысли разбивали в пыль все клятвы, и он ощущал себя полным идиотом.