Полуночный Прилив
Шрифт:
— Я видел белого ворона.
Халед отпрянул.
— Там, на берегу. Я воззвал к Страннику, но напрасно. Ворон посмеялся моим словам.
Их услышали. Среди рабов поднялся ропот.
Внезапное мычание Пернатой Ведьмы заставило всех замолчать. Свидетели устремили взоры на колдунью, медленно поднимавшую голову.
Глаза стали пустыми — склеры белы, как горный лед, зрачки сократились так, словно их и не было. И сквозь эти бельма мерцала двойная спираль слабого света, расползшаяся над тьмою Бездны.
Ужас исказил прежде прекрасные черты, ужас Начал, души, представшей перед забвением. В месте такого одиночества, что отчаяние кажется единственным ответом. Но
Стать свидетельницей подъема Оплотов.
Удинаас, как и все летерийцы, знал последовательности и формы. Первыми должны придти три Фулькра, Точки Опоры, известные также как Кузнецы Владычества. Огонь, беззвучный крик света, сплетение самих звезд. Затем Дольмен, холодный и не знающий корней, бессмысленно плывущий в пустоте. И на пути этих двух сил — Странник. Носитель своих непостижимых законов, он вовлечет Огонь и Дольмен в яростные войны. Великие поля уничтожения, ступень за ступенью взаимного истребления. Но иногда, хоть и редко, между соперниками заключается мир. Тогда Огонь омывает, но не жжет, а Дольмен прекращает блуждания и пускает корни.
Но Странник плетет свою загадочную пряжу, выковывает сами Оплоты. Лед. Элайнт. Азат. Зверь. И между ними являются остальные Фулькры: Секира, Костяшки, Лезвие, Свора, Находящий Форму и Белый Ворон.
Затем, после того как оформятся эти королевства, световая спираль станет ярче, и явится последний Оплот. Оплот, что незримо существовал уже во времена Начал. Пустой Оплот — сердце поклонения Летера — тот, что находится в самом центре широкой спирали королевств. Дом Трона, что не ведает Короля, дом Странствующего Рыцаря и Госпожи, одинокой в своей постели снов. Дом Сторожа, видящего все, и Ходока, блюдущего границы, которые даже он не в силах обойти. Спасителя, чью протянутую руку никто не пожимает. И наконец, Предателя, чьи любящие объятия уничтожают все, что попадает в них.
— Идите со мной к Оплотам.
Слушатели вздохнули, все как один. Они не в силах противостоять этому приглашению, и страстному и вялому.
— Мыстоим на Дольмене. Разрушенная скала, изъязвленная касаниями ее поверженных сородичей. Поверхность кишит жизнью столь малой, что она ускользает от наших глаз. Жизнь, охваченная вечными войнами. Лезвие и Костяшки. Мы среди Зверей. Я могу видеть Костяной Престол, скользкий от крови, покрытый слоями воспоминаний о бесчисленных узурпаторах. Я вижу Старейшего, все еще безликого, все еще слепого. И Каргу, измеряющую цену небрежным движением чудовищ. Провидца, говорящего с равнодушными. Зрю Шамана, искателя истины среди мертвых. Охотника, живущего одним мигом — о, ему не интересны последствия резни. И Ловца, видящего знаки неведомого и шагающего бесконечными тропами трагедии. Оплот Зверя здесь, в этой долине, в одной из трещин на жесткой коже Дольмена. Никого нет на Костяном Престоле. Хаос точит свои орудия, и убийства длятся и длятся. Из мальстрима выходят могучие создания, и резня распространяется без всякой меры.
Должен быть ответ их силам. Возвращается Странник и бросает семена на залитую кровью почву. И вот — восходит Оплот Азата.
Смертельное убежище тиранов. О, как легко их заманить! Так достигается равновесие. Но это мрачное равновесие, о да! Нет конца войнам, хотя число их уменьшается и, наконец, все их жестокие пути сходятся в один.
Ее голос — словно неуправляемое волшебство. Эти грубо слепленные заклинания вводили в транс, поглощали всех, кто внимал, открывая их умам неведомые перспективы. Пернатая Ведьма ушла от ужаса Начал, и в ее словах больше не было страха.
— Но нить времени — сама себе тюрьма. Мы скованы его движением. И потому вновь приходит Странник и возвышает Оплот Льда. Бдительные его служители странствуют сквозь миры, ведя войну против времени. Ходок, Охотница, Делатель, Носитель, Дитя и Семя. И на Троне Льда воссела Смерть, клобуком укрытая, инеем окруженная, и расшатывает она суетливые оковы смертной жизни. Это дар, но сколь холоден он!
Чтобы снова обрести равновесие, рожден Элайнт, и хаос дает ему форму, и форма эта — драконья. Правит Оплотом Королева, та, что должна быть убита каждым новым своим ребенком, убита снова и снова. И ее Консорт, любящий лишь самого себя. Затем Вассал, слуга и страж, обреченный на вечные неудачи. Рыцарь, истинный меч самого хаоса — не стой на пути его! И Врата, что есть Дыхание. Вайвел, отродье драконов, и Леди, Сестра, Кровопийца и Пролагающий Пути. Павшие Драконы.
Один Оплот остается…
Удинаас выдохнул вместе во всеми: — Пустой Оплот.
Пернатая Ведьма внезапно склонила набок голову. Ее лоб перерезали морщины. — Нечто кружит около Пустого Трона. Я не могу его видеть, но… оно кружит. Бледная рука, отделенная от тела… нет, это…
Она замолчала. Потом из ран на плечах брызнули красные струйки, и колдунья была поднята с земли.
Все видевшие это с воплями вскочили, протянули к ней руки, спеша на помощь.
Но слишком поздно. Невидимые когти впились еще крепче, невидимые крылья взмели клубы пыли. Нечто уносило Пернатую Ведьму в тени между балками потолка. Она завопила.
Удинаас — сердце тяжело бухало в его груди — протолкался между мечущимися рабами, взбежал на лестницу, ведущую на сеновал. Он торопливо карабкался по неровным, грубым доскам; ладони усеялись острыми щепками. Вопли Ведьмы заполнили весь сарай. Она дергалась в невидимых когтях. Но у ворона не бывает таких когтей…
Он вылез на сеновал, споткнулся о неровный настил, не сводя взора с Пернатой Ведьмы. И прыгнул с самого края. Вытянув руки, пролетел над толпой.
Его целью был кипящий над женщиной воздух — там скрывалась невидимая тварь. Он долетел до этого места и столкнулся с большим чешуйчатым телом. Кожаные крылья бешено замолотили его, когда Удинаас обхватил липкое, покрытое могучими мышцами туловище. Он услышал дикое шипение, и в левое плечо впились челюсти. Острые как иголки зубы проткнули кожу, вгрызлись в тело.
Удинаас крякнул.
«Вайвел, отродье Элайнтов…»
Левой рукой он сорвал с пояса кривое шило, служившее для латания сетей.
Тварь еще раз вцепилась в плечо. Брызнула кровь.
Он сжал потертую деревянную рукоятку, отвел крючковидное лезвие. Внутренний край был остро заточен — он служит для разрезания узлов. Сжав зубы, стараясь не замечать, как челюсти ящера снова и снова терзают его плечо, оставляя одни ошметки, он согнул руку, ударив туда, где ожидал найти ногу вайвела. Шило встретило сопротивление. Он повел внутренним лезвием по жилам.
Тварь закричала.
Отпустила Пернатую Ведьму.
Женщина плюхнулась в море поднятых рук.