Полуночный танец дракона
Шрифт:
Мы уже готовы были броситься за ним в погоню, чтобы не дать ему улизнуть со двора и затеряться в трущобах. Но в этот момент раздались пронзительные звуки финала, в которых я узнал фигурную нарезку из произведений Берлиоза, щедро украшенную литаврами, позаимствованными у Бетховена…
После этого повисла гробовая тишина.
Мы с Аароном в ужасе уставились на плотно запертые двери.
Всего через несколько секунд они со стуком распахнулись, и оттуда с дикими воплями вырвалась наружу совершенно обезумевшая толпа. А еще через секунду мы осознали, что этот огромный копошащийся зверь, состоящий из множества глаз, множества рук и множества ног
– Черт, умирать-то как не хочется… – вздохнул Аарон.
– Думать надо было, прежде чем лезть в эту задницу, – сказал я.
Зверь остановился, словно принюхиваясь. И мы посмотрели ему в глаза. А он – нам.
– Это они! – истошно заорал кто-то в толпе. – Продюсер и постановщик!
– Прощай, Аарон, – сказал я.
– С богом, – сказал Аарон.
Тысячеголовый зверь с утробным рычанием набросился на нас и вдруг… поднял нас на руки и принялся качать. В следующую секунду мы буквально утонули в море ликования и восторга – все вокруг пели, веселились, хлопали нас по плечу. Нас трижды обнесли по внутреннему дворику, потом вытащили на улицу, потом втащили обратно…
– Смотри, Аарон!
Вглядевшись в бурлящее под нами море блаженных улыбок, я обнаружил там довольного как никогда обозревателя «Manchester Guardian». Потом – критика из «Greenwich Village Avanti», в обычной жизни известного как злобный тип, страдающий диспепсией. Неподалеку от них резвились в экстазе второразрядные обозреватели из «Saturday Review», «The Nation» и «The New Republic». А от самых дальних берегов приветственно махали радостные представители всяких там «Partisan Review», «Sight and Sound», «Cinema» и черт его знает чего еще.
– Это невероятно! – выкрикивали они. – Потрясающе! Это даже круче, чем «Хиросима, любовь моя»! [17] И в десять раз круче, чем «Прошлым летом в Мариенбаде»! [18] И уж точно в сто раз круче «Алчности»! [19] Гениально! Классика! Фильм-шедевр! Хваленый «Гигант» Стивенса [20] по сравнению с ним – просто жалкий карлик! К нам пришла новая американская волна! Расскажите, как вам это удалось?
17
«Хиросима, любовь моя» (1959) – первый игровой фильм французского режиссера Алена Рене, родоначальника кинематографа «новой волны».
18
«Прошлым летом в Мариенбаде» (1961) – фильм французского режиссера Алена Рене, получивший «Золотого льва» Венецианского кинофестиваля.
19
«Алчность» (1924) – американский фильм Эриха фон Штрогейма, который входит в Национальный реестр фильмов.
20
«Гигант» (1956) – эпическая кинодрама американского режиссера Джорджа Стивенса. Десять номинаций и «Оскар» за лучшую режиссуру. Признан одним из величайших кинофильмов в истории, входит в Национальный реестр фильмов.
– Что нам удалось? – крикнул я Аарону, глядя, как его заносят на четвертый круг.
– Закрой рот, а не то вылетишь из седла! – отозвался Аарон, проплывая мимо по волнам бескрайнего океана человеколюбия.
Я зажмурился, пытаясь подавить непрошеные слезы. И вдруг заметил, как из темноты окошка аппаратной вылезло нечто. Свесившись, оно изумленно вытаращило глаза на происходящее внизу буйство. Потом ощупало свое лицо, как бы проверяя, на месте ли оно. После чего, посмотрев на бутылку, зажатую в другой руке, скрылось в темноте – я и рта не успел раскрыть.
Когда всем этим гоблинам с газелями надоело скакать, хихикать и выкрикивать комплименты, нас с Аароном торжественно поставили на землю и объявили вердикт:
– Это величайший авангардный фильм всех времен и народов!
– Мы на это и рассчитывали, – со спокойным достоинством отреагировал я.
Мой ответ утонул в криках:
– Бесподобная работа оператора! Гениальный монтаж! Обратная временная перспектива!
– Мы старались, – скромно потупившись, произнес Аарон.
– Скажите, вы представите картину на Эдинбургском фестивале, не так ли?
– Не так! – ляпнул совершенно ошалевший Аарон.
– Думаю, сначала мы покажем ее на Каннском кинофестивале, – закончил за него я.
Наконец отщелкали вспышки фотоаппаратов, и толпа, словно под действием торнадо, унесшего Дороти в страну Оз, стремительно рассосалась, напоследок загрузив нас обещаниями явиться на коктейльные вечеринки, дать интервью и написать статьи – ну конечно, прямо завтра, буквально через неделю, непременно через месяц, только не забудьте!
Во внутреннем дворике наступила тишина. Было слышно, как изо рта сатира, одиноко торчащего в наполовину пересохшем фонтане, срываются капли воды. Довольно долго Аарон стоял, уставившись взглядом в никуда. Потом умылся и обрел дар речи.
– Механик! – осенило его.
В несколько прыжков мы взбежали по лестнице и остановились возле железной двери. На этот раз мы не колотили по ней, а ласково скреблись, как голодные котята.
После долгого молчания из-за двери послышалось:
– Может, не надо? Я же не нарочно. Я готов извиниться.
– Не нарочно, говоришь? Вот и отлично, давай открывай! Считай, что мы тебя уже простили, – сказал Аарон.
– Не-е, ну вас на фиг, – отозвался голос. – Идите уже.
– Нет уж, радость ты наша, мы уйдем только с тобой вместе. Мы ведь так нежно тебя любим. Правда, Сэм?
Я согласно кивнул.
– Нежнее не бывает.
– Вы что, совсем того-этого?
Судя по звукам, киномеханик форсировал завалы из жестяных коробок, после чего дверь распахнулась.
У него было красное, как у рака, лицо и такие красные же глаза.
– Ну, бейте, – сквозь зубы сказал он, – ну, убейте меня теперь.
– Убить? Тебя?! То есть на наших глазах происходит единственный случай в истории, когда мясо сбегает из банки с консервами… а ты предлагаешь нам его съесть? Нет уж, бесценный ты наш!
Аарон проворно подскочил к киномеханику и запечатлел у него на щеке звонкий поцелуй. Тот в ужасе попятился и замахал руками так, словно пытался отбиться от стаи ос.
– Не надо, ребята, я все разложу, как было… – Он наклонился с намерением немедленно разворошить клубок змей, который когда-то был ровными стопками бобин с нашим фильмом. – Я разберусь…
– Стоять! – гаркнул Аарон.
Механик замер.
– Ты, главное, ничего здесь не трогай, – заботливо, как врач, продолжал Аарон, – Сэм… Будешь за ним записывать. Карандаш есть? Отлично… Ну-с… и как же нас зовут?