Полуночный трубадур
Шрифт:
— Какое путешествие? В каком направлении?
— Ты не должен это знать.
Снова поднялся недовольный ропот. Кто-то произнес “аналогия”, кто-то “скандал”. Разгоралась мысленная перепалка.
Дал старался пробиться мыслью через весь этот шум.
— А почему твоя дочь Ифлиза положа на невесту, которую я потерял? Будешь ли ты и дальше утверждать, что между твоим и моим миром не существует никакой связи?
— Гараль и отверженные думают, что мы каким-то образом связаны со вселенной, отличной от нашей, но это не твой мир. Они предполагают, что из этой вселенной к нам приходят все катастрофы, тогда как я считаю, что они происходят по неизвестным нам законам. Они стали узниками потому, что их исследования могут уничтожить наш мир, несмотря на то, что их учение, конечно же, ошибочно.
— Ошибочно? А что ты знаешь об этом? Если ты признаешь мое существование, то тебе придется признать и существование моей вселенной. Так почему же не быть и другим? Ведь есть много способов узнать правду: исследования, полеты, путешествия. Как можно чего-то добиться, сидя на месте? Сидеть на месте можно только из страха перед неизвестным. Но разве в неизвестности не таится самая большая опасность?
— Ты рассуждаешь, как отверженные, как Гараль. Я не собираюсь вступать в дискуссию с жалким плоским существом, пришедшим из своего туманного мира, чтобы давать мне уроки мудрости. Мы продолжим этот допрос позже. Пусть его отведут в его камеру и разрешат ходить по всему дворцу, где он захочет, а то вдруг вообразит себе, что представляет для нас опасность.
Посланец повернулся к Далу спиной. Стражники подошли к своему пленнику.
После того, как Дала отвели в его камеру, он долго сидел на ложе, на котором спал. Казалось, он держит в руках клубок, все нити которого кто-то перепутал; за какой конец не потяни — все равно не распутать. “Я могу свободно ходить по дворцу”, — вспомнил он вдруг и с опаской поднялся. Воспоминание о мучительном удушье еще было свежо в его памяти. Двигаясь медленно и осторожно, он отошел от того места, где его оставили. Да, действительно, теперь он мог передвигаться свободно. И ему в голову пришла новая мысль: “Они потеряли осторожность. Самоуверенность ослепляет их”. На самом деле он ничего не смог бы сделать, обезоруженный и одинокий. Впрочем, все же лучше иметь хоть какую-то свободу, чем быть пленником.
Все коридоры перед ним были открыты. Он двинулся в направлении, противоположном тому, откуда его привели, надеясь случайно обнаружить переходы или коридоры, связанные с башней, куда унесли его конфискованное оружие. Он не особенно уповал на удачу, но было приятно хоть как-то действовать. Дал испытывал смутное желание встретить Ифлизу, но понимал, что эта встреча только усилит его подавленность. Он прошел через зал для игр, где две группы посланцев перебрасывались диском с острыми кромками; диск со свистом летал от одной группы к другой. Игроки ловили его маленькими круглыми щитами, от которых диск отскакивал и летел обратно. Руки и лица многих игроков были изуродованы глубокими шрамами.
Он прошел мимо, но никто не обратил на него внимания. Затем на пути Далу попались люди, несущие подносы со странными кушаньями: дымящиеся разноцветные диски и спирали. Потом мимо прошли какие-то важные персоны с цилиндрами.
Изнутри дворец оказался больше, чем можно было подумать, глядя на него снаружи. Вскоре Дал попал в какое-то пустынное место, куда едва проникал свет. Ступать приходилось осторожно, чтобы не упасть в нижний пролет, так как здесь не было ни стен, ни перил, ни балюстрады. Так Дал ходил какое-то время почти на ощупь, пока не понял, что заблудился. Впрочем, Повелитель Эллипсов сможет быстро разыскать его, если захочет.
Он шел мимо комнат, погруженных в глубокую темноту, и, заглядывая туда, ничего не мог различить. Затем, когда глаза привыкли к темноте, он с трудом разглядел силуэты людей, лежащих на стоящих рядами кроватях. Все они были совершенно неподвижны. Сон? Обморок? Медитация? Это могли быть философы, или больные, или труженики на отдыхе. Он двинулся дальше наугад.
Стало немного светлее. Это был бледный свет, который проистекал с потолка под каким-то Немыслимым углом. Появился круглый двор, похожий на дно колодца: очень высоко едва виднелось небо. Во дворе собрались люди. Подойдя ближе, Дал почувствовал, что его мозг наполнился музыкой с диссонирующими аккордами, которая, казалось, несла запахи, цветовые ощущения, смутные и противоречивые чувства. Чем ближе он подходил, тем яснее, четче становилась мелодия. Боль и радость, отчаяние, желание и надежда — все было в этой музыке и все подходило к тому состоянию, в котором находился Дал. Все чувства его обострились. Теперь это была одновременно и музыка, и живопись, и театр, единственным актером которого был он сам. В одно мгновение его личность, сердце и рассудок приняли совершенно новые формы.
Но полностью отдаться наслаждению не позволяло его теперешнее положение. Он был готов одновременно и к убийству, и к самоубийству. Еще один миг — и он бросится на эту созерцающую толпу, она заплатит за все его страдания, даже за те, которых не причиняла. Весь дрожа, он отступил назад и бросился дальше по коридорам.
В конце другого наклонного перехода оказался выход на залитую солнцем террасу. Солнце все еще стояло очень низко над горизонтом. Большая толпа людей сидела прямо на полу, внимая посланцу в белых одеждах. Гром передаваемых Мыслей раскатился в голове у Дала: “Вы — посланцы Разума, всемогущего Разума, который дарит нам наше счастье и наше горе, который может оказаться ночью среди дня и вихрем в закрытой комнате. Он всемогущ, и вы должны узнавать знаки Его могущества, а не искать, подобно отверженным и другим предателям, причины внешнего характера во всех священных проявлениях. Тот, кто пойдет по пути богохульников, будет проклят, отвержен и сослан в лабиринт. Его покарает наша десница. Наш голос прогонит его прочь. Наш разум возмутится против него. Наше сердце будет его ненавидеть. Но вы, посланцы первичного Разума, вы будете чисты и получите высшее блаженство, если будете следовать Его законам. Вы проживете долгую жизнь, уповая на Его величие и силу, и спокойно уйдете, в небытие смерти. Тот, кто ищет в своей смерти продолжение жизни, лишь напрасно теряет время и не выполняет своего долга живущего в этом мире. Но тот, кто, напротив…”
Дал снова отступил назад. Бред проповедника еще больше усилил сумятицу в его мыслях об этой странной планете, где таким непонятным образом переплетались самые противоречивые явления. Он продолжил свой путь и углубился в недра дворца.
Переход, по которому он шел, вскоре привел его к круглой двери: за ней находился огромный пирамидальный зал. Дал вошел. Мягкий свет падал на стены, высвечивая бесконечное множество ячеек в виде кресел. Эти ячейки усеивали стены от пола до самой вершины, и от пола к вершине, мимо всех ячеек, шла наклонная дорожка; все вместе напоминало улей. Дал двинулся по этой дорожке. Уже в первой ячейке он понял, для чего они предназначены: он находился в библиотеке. Его мозг автоматически получал телепатическую информацию: история, наука, религия, литература, музыка, технология, медицина и так далее. Он остановился у ложи современной истории, надеясь пополнить теоретические незнания и одновременно, обнаружить что-нибудь, касающееся Ифлизы. Это было вполне вероятно, ведь Ифлиза — дочь Повелителя Эллипсов. В какой-то мере официальное лицо, она должна была попасть в хронику.
Он поднялся уже на половину высоты здания. Около каждой ложи тихий и мягкий голос приглашал ознакомиться с бесконечным множеством различных изданий, приглашал сесть и сосредоточиться на конкретной теме; тотчас же начиналась мысленная трансляция. “Какое же это сокровище для отверженных!” — подумал Дал. Однако имя Ифлизы нигде не фигурировало, и Дал уже собирался перейти к более общим вопросам, чтобы хоть как-то разобраться в сложившейся ситуации, как вдруг голос предложил ему передачу из Института Эллипсов о “гениальном исследовании Гараля Великого” с последующими “гипотезами о предательстве Гараля и о причинах его мерзкого путешествия”.
Дал тотчас же устроился в кресле, высеченном в стене, и сконцентрировал свои мысли на титрах передачи.
— Мы не будем останавливаться на хронике великих потрясений, — продолжал голос, — отметим только зловещее сияние, исходившее от ближайшего солнца, и события последующих дней. Умерло множество людей, река вышла из своего русла, подземные животные вытоптали плодоносные земли, а ядовитые растения распространились далеко за пределы своей обычной зоны. Настала эпоха скорби и уныния, и опустошение сдавило наш мир так, как мы раздавливаем созревший плод.