Полуостров Сталинград
Шрифт:
— Хорошо. Заканчиваем каторжные работы и готовимся к веселью. Так пойдёт?
Сижу на чурбаке босый, пусть ноги отдыхают на ласковой прохладной травке. Строгие уставники осудят, но у нас свой устав. Мы можем за сутки делать по сорок-пятьдесят кэмэ, причём гружёными и скрытно. После марша или до него провести тяжёлый бой. Потому сам собой у нас складывается свой устав: при малейшей возможности бойцы и командиры отдыхают на полную катушку. Например, недалеко обнаружили укромное местечко у ручья, натянули там масксеть и бойцы там постоянно плещутся. Моются, стираются, просто купаются. Единственное требование — пара постов рядом. И звукомаскировка, само собой. Ну, это у нас всегда. Большинство предпочитает дрыхнуть. Часов по двенадцать-пятнадцать в сутки. Тоже одобряю, ведь процесс беззвучный. Кстати, тех, кто громко храпит, у нас нет. Отбраковываем на стадии отбора пополнения.
Кроме пассивного отдыха, есть и активный, народ учится. Учится всему: скрытному передвижению, стрельбе изо всех видов оружия, немецкому языку, управлению техникой, сапёрному делу. Диверсант — специалист очень широкого профиля.
Не люблю возвращаться к своим. Не, сейчас легче, когда мы стали напрямую генералу Анисимову подчиняться, а раньше был мрак какой-то. Интенданты бумажками долбят, командиров выше крыши, и каждому расскажи, да доложи. Вот этого совсем не понимаю. Сделал доклад комполка, ну, так и спрашивайте у него, он в курсе. Нет. Прибудет комиссар дивизионный, потом комдив, его начштаба и так далее. И каждому — лично. А то затребуют к себе. За ними из корпуса… ребята отдыхают, а я бегаю, как лошадь ипподромная.
Анисимов правильно сделал, хоть и стонал мой комполка. Теперь могу посылать всех, а то ни вздохнуть, ни… но отрицательный рефлекс пока жив. Дома не отдохнёшь, заездят.
— Особо предупреждаю, — оглядываю своих ребят, — не нарвитесь на отхожие ямы. Так что не только прислушивайтесь ко всему, но и принюхивайтесь.
Хм-м, всё-таки накрученные мои парни, даже хохочут почти беззвучно.
— У сверхлюдей даже дерьмо — сверхдерьмовое, — выдаёт взводный-2, вызывая новый беззвучный взрыв смеха.
Что интересно, он сам такой и во взводе у него большинство весельчаки. Или подбирает так или они с него пример берут.
— Вторая сложность. Входы в блиндажы надо блокировать. Если дверь наружу открывается, то всё просто. Подпереть колом. А если вовнутрь?
— За ручку, — предлагает взводный-1. — Заклинить железным прутом или привязать верёвку, второй конец на колышек в землю.
— Где взять такую арматуру?
— Стволы трофейных карабинов. Опять же верёвки в резерв…
— И автоматчика с гранатами у каждого блиндажа, — закругляю обсуждение.
Всё остальное — рутина.
— Всё перемололи? — думаем вместе, не забыли ли чего. — Ладно. До ночи есть время, появятся вопросы — доложите. Усилить наблюдение за противником. И готовьтесь. План простой. Ты и ты (взводный-1 и -3) пойдёте слева, вы — справа. Я со своей группой займусь внешним охранением и артиллерией.
Требование усилить наблюдение воспринимают с пониманием. Когда-то его не было, того самого понимания. Неопытному человеку действительно не понятно, зачем усиливать присмотр, когда позиции немцев давно изучены. Типичная ошибка дилетанта. Перед началом надо смотреть в оба, потому что один дополнительный и незамеченный пост может сорвать всю операцию. Противника мы всё равно уничтожим, но в полноценном бою, с потерями и большим шумом. А шум это наш самый главный стратегический враг.
Тот же лес, время 23:20.
Мы начали. Моей группе надо подождать, пока первая половина моей роты сделает свободный проход.
Кто-то скажет, что мы слишком рано нападаем. Угу, пусть учит учёных в другом месте. Знаю, что есть особый предутренний час, когда могут заснуть на посту самые стойкие. Птицы ещё не проснулись, вся природа тиха по-особенному, отключаются даже страдающие бессонницей.
Вот только любой шорох, даже дыхание, слышится особенно отчётливо. Сон в этот час исключительно крепок, но и нашуметь легче лёгкого. А вот сейчас совсем другое дело. Шорохи и шаги никого не напрягают, как и ругательства вполголоса, если они по-немецки, конечно. Кто-то выходит покурить, чтобы не травить камрадов в тесном блиндаже, кто-то направляется к отхожему месту или отливает рядышком.
Потому мои ребята работают уже не менее получаса. Прислушиваюсь. Я-то звук «т-у-ум-м» распознаю. Это демпфер на арбалетах, без него они бы звонко щёлкали.
Отличная вещь, кстати говоря. Все любят ругать командование, и я — не исключение, но вот это они здорово придумали. И, вообще, повезло нам с командующим… так, пора!
«Блиндаж с караулом блокирован», — на пальцах объясняет встреченный боец. «Где посты?», — на этот вопрос вразумительного ответа не получаю. Ладно, разберёмся. Если пару дней даже изредка люди ходят по одному маршруту, неизбежно появляется тропинка. Никаких трудностей! Вечером выпала роса, и она украшает траву везде, кроме мест, где прошла смена часовых. Полная луна нам в помощь. Вот по дорожке травы со сбитой росой мы и крадёмся.
Пост — пулемётная ячейка, сразу за кромкой леса, фактически на одной линии с артиллерийскими позициями. Показываю напарнику, что ему нужно делать, достаю финку. Тумкает арбалет, в затылке одного из пулемётчиков вырастает стальной штырёк. Аккуратно, но быстро ложусь на второго, придерживая ему руки и одновременно прижимая лезвие под подбородок.
— Молчать. Одно громкое слово — горло перережу. Моргни три раза, если всё понял и обещаешь не шуметь.
Напуганный гансик моргает. Напарник быстро вяжет ему руки, финку не убираю. Лучшая основа для любых договорённостей — нож под горлом. Мне нужен язычок, так забот будет меньше.
Гансик осторожным шёпотом выкладывает всё. Ни одной новости, что успокаивает. Два пулемётных гнезда, они же посты охраны артбатареи. У пушек сейчас никого, расчёты спят в блиндажах, — дойч кивает в сторону леса. Ну, и замечательно. Отводим пленного под деревья, уходим в сторону второго поста. С тыла брать часовых — одно удовольствие.
Через полчаса, ещё не закончив выволакивать дойчей из блиндажей, отдаю команду радисту подавать сигнал командованию об успешной нейтрализации вражеского заслона. За всё время только одна автоматная очередь прозвучала. Так как ответного огня не было, значит мои стреляли. Потом узнаю, по какому поводу.
8 августа, пятница, время 01:15.
Лес в 8 км юго-восточнее от городка Пабраде
Старший лейтенант Никоненко.
По грунтовой дороге, на вираже, касающейся леса, ползут пять танков и бронемашина. Танки — «троечки», бронемашина тоже немецкая. Остановившись у леса на четверть минуты, небольшая колонна бронетехники скрывается в лесу. Через несколько минут на дороге с двух концов навстречу друг другу идут две колонны. Из леса понурые немецкие солдаты без оружия и под конвоем, навстречу бодрые и вооружённые красноармейцы. Красноармейцев чуть больше.