Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Однако готовились к предстоящим репрессиям в КГБ основательно. В 4 часа утра 19 авіуста дежурному по Управлению-3 позвонил заместитель председателя КГБ Лебедев. Он дал команду к 6 утра вызвать на работу начальника управления Виталия Воротникова и его заместителей — Ивана Федосеева и Игоря Перфильева. Остальных приказал вызвать к 7 утра. А накануне была дана команда составить списки оперативной группы, которая будет использована в чрезвычайной ситуации. Ее возглавил Александр Мороз, один из заместителей начальника Управления.
Параллельно с этой группой создавалось аналогичное подразделение и в 3-м Главном управлении (военная контрразведка и «обслуживание» милиции) адмирала Жардецкого. Это практически были группы интернирования.
Эти
18-го утром, в Кремле, в кабинет Янаева вошел Председатель Верховного Совета СССР Анатолий Иванович Лукьянов. Это было, отметим, его первое появление среди заговорщиков. Анатолий Иванович был сдержан, скуп на слова, никак не проявлял желания «что-то делать», возможно, он сомневался в благоприятном исходе всего этого «предприятия», затеянного Крючковым и поддержанного премьером Павловым.
Лукьянов — юрист до мозга костей и, как мне представляется, был одним из лучших специалистов — государствоведов в СССР. Он, безусловно, превосходил интеллектуально всех этих бездарных участников ГКЧП и, кажется, внутренне презирал их. Еще со студенческих времен в МГУ он и Горбачев были друзьями, их дружба не прерывалась — оба занимали видные должности в советско-партийной иерархии в течение десятилетий. Но в отличие от Горбачева Лукьянов работал в высших органах государственной власти — в аппарате Верховного Совета СССР, обеспечивая законодательный процесс, в то время как Горбачев делал партийную карьеру. Когда Горбачев был избран Президентом СССР, он «передал» свою должность Председателя Верховного Совета СССР Лукьянову.
Занимая два самых выдающихся поста в системе власти в СССР в период грандиозных перемен, пионером которых был Горбачев, они в последний период все чаще ссорились, но не переносили свои разногласия на публику. Ссоры эти возникали постепенно и расширялись по большому кругу вопросов. Коротко говоря, они сводились к тому, что Лукьянов выступал не против политики Горбачева — он стремился осуществлять эту же политику более сдержанно, осторожно, постепенно, решая один вопрос за вторым, третьим и т. д. (несколько напоминая китайский путь) и достигая при этом на каждом этапе конкретного результата. Поддержав вначале идею Союзного договора — этого любимого детища Горбачева, похоже, Лукьянов раньше других осознал его гибельный для страны характер и стал очень осторожен в его оценках.
Но дело в том, что еще со сталинских времен в КПСС существовало непреложное табу на критику Генерального секретаря ЦК КПСС — он был непререкаемым авторитетом, лицом вне любой критики. Лукьянов, взращенный этой Системой, не мог себе позволить публичные высказывания, направленные против Генсека, хотя его должность Председателя Верховного Совета СССР обязывала его излагать свои взгляды открыто на сессиях парламента. Не был согласен Лукьянов и с тем, что Горбачев вел дело к полному вытеснению партии из политической жизни общества, — он считал эту линию Горбачева ошибочной. Вот эта двойственность угнетала этого, несомненно, способного человека… «Холодные отношения» между президентом и председателем достигли такого уровня, что, уходя в отпуск, Горбачев приказал Лукьянову «не появляться в Москве до его (Горбачева) возвращения в Кремль к 20 августа».
По-видимому, Лукьянов знал, что Крючков «что-то затевает», но предпочел держаться в «стороне», всячески уклонялся от разного
Позиции Лукьянова в Верховном Совете быстро укреплялись, благодаря его необычайной способности находить общий язык с самыми разными группами депутатов, исключая «столичных» парламентариев и примкнувших к ним некоторых провинциалов из МДГ. Они, как я выше отмечал, взяли курс на создание «внутренней оппозиции» в Верховном Совете. В целом это было верное направление эволюции полноценной парламентарной демократии, которую, собственно, и заложил сам Горбачев. Но, сформировав «межрегиональную депутатскую группу» (МДГ), ее деятели стали стремиться к тому, что только они являются «истинно демократическим силами», а Горбачев, якобы исчерпав «реформаторский» потенциал, быстро эволюционирует в направлении альянса с «реакционным силами КПСС». Это приводило в ярость Горбачева, что особенно наглядно проявлялось в его публичных полемиках на заседаниях Верховного Совета СССР со знаменитым академиком Сахаровым.
Великий гуманист и мечтатель, академик Сахаров был духовным вождем этой «группы», состоящей из циничного поколения новых политиков, которым были глубоко чужды его взгляды, но они прекрасно понимали величие этой фигуры и пытались его использовать в своих властных амбициях. И больше — ничего. Все это лучше всех и глубже всех понимал Лукьянов. Отсюда — бешеная ненависть к нему прежде всего рвущихся к власти честолюбцев, волею случая и благодаря горбачевской демократической революции ставших народными депутатами СССР. Они рассматривали именно Лукьянова в качестве наиболее серьезного препятствия в достижении своих целей, поскольку прежде всего Верховный Совет СССР представлял собой силу, способную удержать стабильность в стране, торжество закона и порядок, так необходимые в эпоху перемен. Они, эти «новые демократы», и обвинили Лукьянова в участии в «заговоре», и объявили чуть ли не главным его организатором (при легкомысленной поддержке этой позиции Горбачевым), и тем самым лишили «головы» Верховный Совет СССР. Без «головы» Союз распался, а Горбачев, униженный, лишился власти. В этом — главная причина ареста Лукьянова. Отсюда до распада СССР — всего лишь шаг…
…На 20 часов было назначено заседание всего состава ГКЧП с участием наиболее приближенных представителей силовых ведомств — заместителей министров. Был приглашен и министр иностранных дел Бессмертных. Планировалось, что в ходе этого заседания будут решены все главные вопросы — окончательное утверждение членов «комитета», приняты основные документы, намечен «план стабилизации» и пр. В ожидании хозяина кабинета, Янаева, собравшиеся вели общий разговор, переговаривались между собой.
Вскоре пришел Лукьянов, он был хмур и озабочен, не скрывал своей тревоги. Крючков уступил ему свое место и передвинулся на следующий стул. Глава Союзного парламента тоже включился в разговор, беседа приобрела более оживленный и предметный характер. Лукьянов сказал, что их действия сомнительны с точки зрения закона. И во всяком случае, они требуют своего утверждения на заседании Верховного Совета СССР. С ним стали спорить. В это время пришел Янаев, он был оживлен и даже весел. Услышав последнюю фразу Лукьянова, сказал: