Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Павлов. Анатолий Иванович, я здесь не один, мы вас просим все-таки срочно прибыть в Москву для консультаций — слишком важный вопрос нам приходится решать в самом срочном порядке. Слишком дорого время…
Лукьянов. Кто это «нам»? Кто с вами? Что вы затеяли?
Павлов. Здесь мы все — Бакланов, Шенин, Крючков, Язов, Болдин и другие товарищи…
Лукьянов. Передайте трубку Бакланову.
Бакланов. Здравствуйте, Анатолий Иванович, как отдыхается?
Лукьянов. Плохо. Что у вас за «собрание» и что надо от меня, зачем вы вызываете меня в Москву? Мне Горбачев запретил появляться в Москве до его возвращения из Крыма.
Бакланов. Анатолий Иванович, не беспокойтесь. Всю вину за ваш отзыв я возьму на себя. Мы готовим предложения Горбачеву для вывода страны из кризисного состояния, нам необходимо проконсультироваться с вами. Пожалуйста, выезжайте немедленно. Вертолет за вами будет направлен незамедлительно.
Лукьянов. Хорошо, только на ночь глядя вылетать не буду Возвращусь рано утром…
Лукьянов прибыл
Приступили к обсуждению «технологии» переворота. Язов предложил договориться о силах и средствах, которые должны быть задействованы в момент самого переворота — что и кому «брать под охрану», что должны делать КГБ, МВД, Армия. Крючков пояснил, что «участие МВД еще не определено, поскольку Пуго не поставлен в известность о замыслах, но Армия уже действует в координации с КГБ», — видимо, он имел в виду участие генерала Грачева в выработке «документа о 411». Тогда Язов предложил Крючкову «согласовать действия двух ведомств — Армии и КГБ». Крючков согласился и сказал, что на утро следующего дня, 18-го, к Ачалову он направит генералов КГБ Петроваса, Валганова и Воротникова (начальника 3-го Главного управления) — с целью проработать оперативные вопросы взаимодействия подразделений КГБ и Армии.
После этого военные (Язов, Ачалов, Варенников) заявили, что им необходимо приступить к «работе», отказались от предложенного Крючковым ужина и отбыли… Бакланов, Павлов, Шенин, Болдин вместе с хозяином прошли в столовую. Вели общий разговор, и в самом конце ужина Крючков сказал:
— Надо переговорить с Ельциным и руководителями других республик, если они поддержат наше решение о введении чрезвычайного положения и отстранения от власти Горбачева, мы их трогать не будем.
Шенин. Не знаю, как отнесется большинство руководителей республик, но убежден, что Ельцин защищать Горбачева не будет. Он будет рад отстранению Горбачева, вы же знаете, как он ненавидит Горбачева.
Бакланов. Вот этим и надо воспользоваться. Поставить Ельцина в жесткие условия — или поддержи наши действия, или отправишься вослед Горбачеву в политическое небытие.
Крючков. Да, именно так, на этом и был построен наш «план». Уверен, что с Ельциным мы сумеем договориться. Он хоть и не очень умный мужик, но ориентируется ловко — быстро поймет, что другого выхода у него нет, кроме как сотрудничать с нами — иначе потеряет все. Третий раз «выйти сухим из воды» ему удастся…
Крючков имел в виду вторичное возвращение Ельцина на политическую арену. Изгоняя Ельцина с поста первого секретаря Московского горкома КПСС, Горбачев сказал: «Больше я тебя в политику не пущу». Но благодаря самой горбачевской демократии Ельцин, вопреки воле Горбачева, вернулся в большую политику. Это и имел в виду Крючков, говоря «в третий раз у Ельцина не получится возвращение в политику. Он канет в небытие, если не согласится на сотрудничество». Так они планировали.
Заговорщики решили, что Павлов и Язов переговорят с Ельциным, а также с Кравчуком (Украина), Шушкевичем (Белоруссия), Назарбаевым (Казахстан) и другими лидерами союзных республик. Таким образом, на этом решающем собрании заговорщиков был разработан и приведен в действие механизм осуществления государственного переворота. Он был направлен на смещение президента Горбачева, создание неконституционного органа власти — «государственного комитета по чрезвычайному положению», отмену запланированного подписания нового Союзного договора, недопущение прогрессивных преобразований в стране, жесткое подчинение союзных республик новому политическому руководству СССР, установление авторитарного политического режима…
В целом же заговорщики на этом «совещании» приняли следующие решения:
1. Ввести в действие Закон о чрезвычайном положении в рамках постановления «О Государственном комитете по чрезвычайному положению», к которому переходит вся власть в СССР.
2. Направить в Крым к Горбачеву делегацию в составе Шенина, Бакланова, Болдина, Варенникова и Плеханова. Перед делегацией была поставлена задача «убедить» Горбачева согласиться с ЧП.
3. При несогласии Горбачева с «планом» он изолируется — под предлогом болезни президентская власть переходит к вице-президенту Геннадию Ивановичу Янаеву (фактически — к ГКЧП).
Премьер Валентин Сергеевич Павлов возглавил Правительство СССР в начале 1991 г. (после отправления в отставку Николая Рыжкова) — ранее он занимал должность министра финансов. Будучи финансовым министром, Павлов фактически развалил всю финансовую систему страны и, как это часто происходило в СССР, сделал большой скачок в своей карьере. Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Горбачев, выдвигая эту довольно посредственную личность на такую сверхответственную работу. Видимо, теми же соображениями, что и Ельцин (и Горбачев, и Ельцин, при всей их непохожести, — продукт воспитания одной системы — всемогущей «кадровой» политики КПСС). При этом Горбачев, несомненно, руководствовался и опытом своих отношений с Рыжковым — при всей покладистости, Рыжков стремился быть самостоятельной фигурой. Павлов никогда не мог быть фигурой самостоятельной — он был для этого слишком слаб и безволен. А вот склочником и интриганом был незаурядным. Поэтому он раньше других стал сообщником Крючкова (он это, разумеется, категорически отрицал в ходе следствия и позже). Уже вскоре после того как он стал премьером, Павлов на заседании Верховного Совета потребовал чрезвычайных полномочий для своего правительства. И необычайно разозлил Горбачева. После подписания нового Союзного договора Горбачев его планировал сместить. Вот еще один мотив для Павлова принять активное участие в заговоре против президента.
Не умея использовать и привести в активное движение существующий мощный механизм исполнительной власти в целях решения социально-экономических проблем, Павлов увлекся идеей ужесточения административно-бюрократической системы, с репрессивными элементами. В этом он усматривал единственную возможность стабилизации обстановки в стране. Поэтому он раньше других стал на позиции Крючкова, найдя с ним общий язык. Не случайно 17 августа, на совещании у Крючкова, Павлов, услышав о «списке» в сотню человек, которых необходимо «изолировать при введении в действие режима ЧП», закричал, что «надо тысячу». Павлов, кстати, недовольный вначале «вялым» характером совещания, тогда же проговорился: «Четвертый раз собираемся, а результатов нет». Ясно, что Крючков, Павлов, Язов, Бакланов и Шенин ранее неоднократно встречались и обсуждали «ситуацию». Павлов сообщил также, что дал «бумагу» президенту относительно Союзного договора, в котором он якобы выразил свое несогласие с этим проектом.
На указанном совещании премьер сообщил заговорщикам, что провел заседание президиума и Кабинета министров и все согласны с «нашим подходом» решения «проблемы», хотя некоторые члены Кабинета выступали в «поддержку», но с «позиций закона». Интересно, если они действительно выступали в «поддержку ГКЧП» — как это могло быть с «позиций закона»? Что только не придумают люди в оправдание своей подлости!
В своих показаниях на следствии Павлов пытался делать ударение на неумолимо наступающий кризис в экономической сфере, для решения которого необходимо было ввести режим чрезвычайного положения. Проблемы носили острый характер и трижды ставились и обсуждались на заседаниях президиума и Кабинета министров. Причем дважды они обсуждались с участием премьеров всех республик. Один раз этот вопрос рассматривался с участием самого президента. Но конкретных мер по решению этих вопросов найдено не было — по мнению премьера — по целому ряду причин. И главная из них — неисполнение принятых решений. Выходило, по Павлову, чтобы поднять исполнительную дисциплину, «надо вводить чрезвычайное положение!». Последнее заседание правительства, которое Павлов, по поручению президента, проводил для обсуждения сложившейся в стране экономической ситуации, по существу, сводилось к этим трем «моментам» и к вопросу о том, «что следует делать зимой». Однако никаких конкретных решений правительство Павлова не приняло, министры жаловались на все и всех, только никто ничего не говорил конкретно, что следует делать каждому из министерств и других ведомств.
Оправдываясь, или, точнее, пытаясь оправдаться, Павлов ссылался на «статистику», которую при этом очень вольно трактовал. Так, он рассказывал, что, по якобы «нашим данным», в стране складывается ситуация, которая не позволяет собрать весь урожай текущего года. А урожай этот в целом был не такой уж бедный, как предполагали правительственные чиновники, еще весной — на уровне 180–190 млн т зерна, против 218 млн в 1990 г., то есть на 25 млн т меньше. Кстати в 1990 г., собрав 218 млн зерна, было закуплено более 30 млн на внешних рынках. Это было сделано, объяснял Павлов, чтобы «дожить до нынешнего (1991 г.) урожая». По его словам, бывали дни, когда даже в Москве хлеба оставалось на 3–4 дня. А такие крупные центры, как Свердловск или Горький, были на грани остаться без хлеба с запасами на 1–2 дня. Поэтому уменьшение ожидаемого объема зерна для страны было катастрофическим. Кроме того, на заседании Кабинета в начале августа (без участия президента) мы — то есть правительство — пришли к выводу, что, не имея такого объема урожая, как в прошлом году, в стране складывается кризисная ситуация со сдачей зерна. Проблема была в том, что крестьяне отказываются сдавать хлеб…» «У нас в последние годы товарность крестьянского хозяйства стала резко падать… Мы готовились к тому, что все уменьшение урожая практически ляжет на уменьшение закупок зерна у крестьян, то есть государство вообще не получит того количества зерна, которое нам нужно. А нам необходимо только для питания людей 56 млн тонн, а чтобы вообще прожить до следующего урожая, включая комбикорма и т. д., нужно 96 млн. Если же ставить задачу восстановить те запасы, которые мы съели в прошлую зиму, необходимо иметь 106 млн тонн. По оценкам же специалистов, при нынешнем урожае мы сможем заготовить всего 50–55 млн тонн зерна… К тому времени, когда Президент уехал в отпуск (начало августа 1991 г.), заготовка зерна была всего лишь на уровне 22 млн тонн. И реально мы ожидали, что общий объел заготовок зерна будет на уровне лишь 35 млн тонн (отметим, урожай был неплохой, но исполнительная власть, в том числе на местах, сумела организовать сбор зерна в пределах 35–40 % урожая!)… В такой ситуации страна стояла на пороге голода!» — без зазрения совести утверждал этот хитрован от большой политики. И далее: «Да, действительно, хлеб есть у крестьян, но его нет у государства. В связи с этим им невозможно маневрировать по стране, поэтому мы решили, что на страну неумолимо надвигается голод… Мои поездки по стране убеждали меня в этом».