Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Я, откровенно говоря, не ожидал увидеть растерянного до предела Ельцина. Мне стало его жалко — он был морально раздавлен, с потухшим взглядом, вялыми движениями. Это уже было плохо.
Я его основательно встряхнул и уже жестко сказал: «Побрейтесь, умойтесь и одевайтесь, у нас мало времени, нам надо сформулировать план борьбы, созвать совещание наших сторонников здесь, у вас, Борис Николаевич!»
Ельцин вяло говорит: «А зачем это? Все кончено, Крючков выиграл. Теперь уже ничего сделать невозможно. Горбачев — сидит».
Я возмутился: «Драться надо! Вы что, хотите сдаться без боя? Это же позор! Над нами люди смеяться будут! Что напишет о нас история, вы подумали? Ввяжемся в
Ельцин. А что конкретно вы предлагаете, Руслан Имранович? Борьбу с Армией, МВД, КГБ? Мы проиграли. Вы — теоретик, ученый, не представляете всю мощь государства и КГБ Крючкова! Все бесполезно!
Я. Не представляю! Сейчас не до выяснения этих «представлений», надо действовать! Приведите себя в порядок, Борис Николаевич, пожалуйста — быстро!
Я спустился на первый этаж, зашел в кабинет Ельцина, пригласил туда Коржакова и попросил срочно найти Силаева, Руцкого, а также всех тех наших соратников из Верховного Совета и правительства, кто находится в Архангельском. Найдите Попова и Собчака — он в Москве, должен был сегодня утром прийти ко мне, пригласите обоих прибыть сюда, немедленно (Собчак прибыл, Попов — нет).
Пока он выполнял это задание, мы с Ельциным (уже пришедшим в себя) стали обдумывать сложившуюся ситуацию. Надо сказать, он довольно быстро вошел в обычную форму, к нему стала возвращаться энергия, бодрость. Слабость, кажется, прошла, во всяком случае, во внешнем его поведении.
Я спросил Ельцина, с кем из военачальников он имеет какие-то связи, знакомства, позволяющие переговорить о ситуации. Он назвал Павла Грачева, командующего воздушно-десантными войсками, — как-то встречались, говорили о чем-то, хотя трудно это назвать «знакомством».
Я. Позвоните ему, спросите о намерениях ГКЧП и почему в Москву вводятся войска, вопреки законодательству? Почему об этом ничего не знает российская власть?
Ельцин так и сделал. Переговорил с Грачевым, кажется, минут пять. Но ничего конкретного тот ему не сказал, ограничившись тем, что у него имеется приказ министра обороны маршала Язова выдвинуть войска в центр Москвы и взять под контроль «определенные объекты». Вот и весь разговор — я сам все это слышал. Следующий разговор Ельцина, по моей подсказке, был с Назарбаевым. Он, похоже, был очень напуган и слышать не хотел о каких-то «совместных акциях» типа обращения к народу СССР — эту идею я предложил Ельцину для согласования с казахстанским и украинским президентами. Назарбаев стал даже намекать на то, что все — это «ваши московские дела», они как бы «не совсем касаются Казахстана, и вы там у себя разберитесь, что к чему».
Разговор с Назарбаевым не вдохновил нас. Ельцин, который расстался с ним всего лишь пару дней тому назад более чем дружески, на этот раз столкнулся с шокирующей сдержанностью и холодностью Назарбаева. Он с удивлением повторил мне слова Назарбаева — «надо изучить обстановку», «это — ваши московские игры».
С Кравчуком вообще не удалось связаться — видимо, он распорядился, чтобы его не соединяли с нами. В приемной сообщили, что с Кравчуком в настоящее время связь невозможна. Нам с Ельциным тогда показалось, что оба эти наши самые близкие союзники знают нечто больше того, что знаем мы, — возможно, с ними о чем-то уже договорились, возможно — за «наш» счет. Так оно и оказалось, о чем я узнал впоследствии. На Назарбаева мощно «надавил» Крючков. А Кравчука до полусмерти напугал генерал Варенников, командующий сухопутными войсками. Варенников прибыл в Киев сразу же после предъявления ультиматума Горбачеву и имел длительный разговор с Кравчуком. Он так же, как и Назарбаев, взял обязательства «не вмешиваться в московские дела», в обмен на обещание не вводить ЧП в их республики. Наивные люди! Стоило нам потерпеть поражение в Москве — и у них полетели бы головы! Конечно, всего этого мы еще не знали, но нечто такое заподозрили уже в те первые минуты путча.
Затем мы с Ельциным обсудили основной вопрос: «Что же нам делать?» У нас нет войск, Украина и Казахстан нас не поддерживают, Прибалтика — не игрок, эти три республики СССР «списали со счета» — они нам не союзники. Несколько позже мы узнали, что все эти три республики вместе со своими лидерами замерли в страхе, ожидая жестокой расправы, несравнимой с событиями 20 января. Так что здесь рассчитывать на помощь вообще не приходилось.
Я. Что у нас есть? Это, по сути, один фактор — поддержка народа, как единственная наша опора — если нам удастся его поднять. Точнее, если позволят лидеры ГКЧП. Я сказал, что на первом этапе ГКЧП (коль скоро мы с ним, Ельциным, все еще не арестованы), скорее всего, применит по отношению к нам «мягкий вариант» давления. В надежде, что мы с вами, Борис Николаевич, попросим пощады, согласимся с их основными требованиями. Поэтому, если мы не будем репрессированы в ближайшие часы, — пока мы не прибудем в Парламентский дворец, — у нас появляется возможность для организации сопротивления…
Ельцин. Что вы имеете в виду? Вывести народ на улицу? Это было бы хорошо, но вряд ли нам это позволят сделать!
Я. Поэтому надо быстро, на весь мир заявить, что мы, руководители России, заявляем о своем сопротивлении Янаеву и его группе, узурпировавшей власть у президента Горбачева. Поэтому нашим первым лозунгом должно быть требование вернуть Горбачева в Кремль. Но все это — повторяю — в том случае, если нас с вами немедленно не арестуют.
Ельцин. Да нет, Руслан Имранович! Я не буду защищать Горбачева. Он мне столько крови попортил… Пусть «они» делают с ним, что хотят. «Горбачев сам привел ситуацию к такой разрядке», и он, Ельцин, не будет требовать его «восстановления» в президентской должности, если он на самом деле «сидит».
Я, откровенно говоря, внутренне был удивлен такой примитивностью суждений собеседника. Поэтому возразил: «Речь идет не том, чтобы вы помогли Горбачеву. Речь идет о том, что данное требование к путчистам может помочь стране, да и вам лично, и мне тоже — сохранить наши жизни, обеспечить победу над путчистами. В этом — суть нашего требования немедленно вернуть Горбачева в Кремль».
Ельцин молчит. Далее я развил свою мысль, подчеркнув два следующих момента.
Первое. Путчисты, зная, что вы ненавидите Горбачева, меньше всего ожидают такого шага с нашей стороны. Они ждут чего угодно, но не требования немедленно вернуть в Кремль президента Горбачева. Это вам понятно, Борис Николаевич! Здесь ключевой элемент всей нашей тактики борьбы!
Второе. Нас с вами в народе считают «нарушителями» Конституции СССР. Представляете, какая мощная волна поддержки наших действий развернется, когда люди узнают, что Ельцин, несмотря на свою антипатию к Горбачеву, во имя закона и справедливости требует возвращения в Москву изолированного путчистами Горбачева? Это надо отразить в нашем воззвании к народу, которое мы с вами должны немедленно, без промедления написать и распространить в стране. Пока такая возможность имеется.
«Согласен, Руслан Имранович, так и будем действовать», — сказал Ельцин. Он полностью согласился с такой тактикой.