Полураспад СССР. Как развалили сверхдержаву
Шрифт:
Горбачев (скорее интуитивно) понимал этот объективный вектор всемирного развития и хотел приспособить систему к такому вызову времени. Но рядом не было людей, верных соратников, понимающих эти процессы, которые развивали бы его идеи, шлифовали бы в практической плоскости. Даже самые «прогрессивные» из них часто ориентировали его на неверные решения — наиболее яркий пример этого — «новый Союзный договор». И самое главное, стоящее в практической плоскости, — эти люди из «верхов», находившиеся рядом с Горбачевым, не понимали, что для достижения успеха в начатых им грандиозных преобразованиях нужен прежде всего экономический успех. И конкретно — надо дать людям возможность свободно (без очередей) приобретать нужные для них товары — продукты питания, одежду, бытовые товары, хотя бы на их скудную заработную плату.
Дефицит, который стал обостряться в стране вскоре после прихода в качестве главы союзного правительства Валентина Павлова, превратился в колоссальный фактор
Спрашивается, какой был смысл Горбачеву и Лукьянову так отчаянно драться в ходе заседания съезда народных депутатов за сохранение этой архаичной (и совершенно избыточной) статьи Конституции, вызывающей к тому же недоуменные вопросы на Западе, со сближением с которым Горбачев во многом связывал свои надежды на возрождение СССР? Причем в ходе горячих дискуссий парламентариев Горбачев, выходя из себя, унизительно обрывал академика Сахарова, лишая его слова, что наблюдал весь мир на телеэкранах, когда он, согбенный, растерянный, в отчаянии проходил по коридору мимо депутатов, стыдливо опускающих головы. Зачем все это надо было этим двум, далеко не глупым лидерам СССР?
Я нахожу единственный мотив их поведения — это страх перед высшей партийно-государственной бюрократией. Последняя же, представляя собой огромную армию правящего чиновничества, привыкшего к обладанию монопольной властью и безраздельному своему доминированию, желала только таких «изменений», которые не расшатывали бы ее устоявшийся со сталинских времен реальный статус. Хрущевские реформы и последующая либеральная эволюция привели лишь к одному результату — устранение репрессивного элемента из системы и государства несколько пошатнуло позиции этой бюрократической страты, — но в полном объеме сохранило ее реальное доминирование в государстве СССР. И вот на этот ее статус посягнул Горбачев, внеся существенные перемены, а затем — началось автономное движение общества. И вот, вопреки воле самого главного реформатора, народные депутаты СССР начинают демонтаж Системы — устраняют 5-ю статью Конституции, — что «они» предпримут завтра? — Вот что тревожило эти могущественные круги, а не считаться с ними Горбачев никак не мог. При этом «круги», привыкшие к абсолютному доминированию, не видели грозной опасности, которая надвигалась прежде всего в формах недовольства народа своим ухудшающимся материальным положением, нарастанием озлобленности населения бессмысленными очередями за мясом, колбасой, курицей, хлебом, пивом и даже сигаретами и спичками в отдельные периоды.
Огромная мировая Империя, имеющая мощные экономические, политические, военно-стратегические позиции, все еще достаточно прочную внутреннюю стабильность, обладающая передовыми позициями в целых направлениях научно-технического развития — и быстро скатывающаяся к позициям чуть ли не голодающего населения, — что может быть более парадоксальным явлением, своего рода мировым феноменом? Конечно же, размышлял я, речь никак не об органическом кризисе социализма или его нежизненности; нет, этот кризис Системы власти и управления во многом являлся результатом организации этой системы, ее управляющих подсистем, и прежде всего людьми, наделенными властью, их неадекватностью.
Решение продовольственного кризиса, по сути, обрушившего режим Горбачева, было не таким уж и сложным делом. И многие видные ученые предлагали конкретные пути решения — надо было перейти через границу традиционно понимаемых со сталинских времен «принципов социализма» — дать возможность отечественным и иностранным производителям и торговцам обеспечить потребности людей в продуктах питания, не ограничивая их деятельность в этой сфере. (См.: Шмелев Н.П. Авансы и долги.) Вот и все, люди мгновенно успокоились бы, а у Горбачева появился бы длительный временной лаг для спокойного, более вдумчивого продолжения его политических реформ.
Догматики во власти отвергали саму возможность либерализации розничной торговли, доступа в нее частного элемента, крупных поставок продовольствия с мирового рынка через действие частной торговой сети. И даже намеки на признание самого принципа частной собственности вызвали озлобление во всех эшелонах власти. И вплоть до августа 1991 г. Горбачев (и даже Ельцин) не осмеливался признать этот принцип. Горбачев вынужден был произносить многочасовые монологи о своей приверженности «социалистическим принципам» в их догматическом толковании. Помнится, когда в одной из тогдашних моих статей я написал, что в недалеком будущем нам необходимо выстроиться в систему отношений, которые исходят из признания частной собственности как «священной и неприкосновенной», — это вызвало и критику, и негодование, и иронию со стороны «руководящих кадров». Горбачев на каком-то совещании, правда, беззлобно, с легкой иронией, критиковал этот мой тезис, сказав, что «это — не наш путь». Вот так догматические споры относительно того «наш путь — не наш путь» отодвигали в сторону вопросы конкретного обеспечения народа страны тем, чем жив человек, о чем он думает, а это прежде всего — хлеб насущный. И никакие демократические и прочие посулы не могут заменить человеку, его семье конкретные жизненные потребности. Об этом не думали соратники Горбачева. Особенно быстро стало ухудшаться положение людей после прихода к власти правительства Валентина Павлова, человека, всего сшитого из коммунистических догматов и полагающегося исключительно на административные рычаги.
Вскоре после того как все члены ГКЧП были арестованы и начали давать признательные показания, я попросил Генпрокурора представить мне материалы — мне было очень важно знать, как они ведут себя, объясняя мотивы своего предательства. Читал внимательно, одолевала смертная тоска от картины, увиденной мной за их беспомощными объяснениями. Эти были слабые люди, совершенно непригодные для тех колоссальных должностей, которые они занимали. Примитивные доводы как попытка оправданий, бедный язык, полное отсутствие видения общей картины, способов решения главных проблем, которые тревожили общество. Порочная кадровая политика, утвердившаяся в государстве, шаг за шагом возносила их по служебной лестнице, в отрыве от их реальных способностей и реального вклада в организацию дела, за которое они формально были ответственны. Неудачи, провалы — ничто не мешало их карьере. Так созревал тугой узел проблем, в центре которых находилась именно эта проблема — кризис управленческой системы, кадровый кризис.
В эти дни я пришел к твердому убеждению, что весь государственно-партийный аппарат, снизу доверху, в том числе Армии, МВД, КГБ — в том виде, в каком он существовал, оказался ничтожным, не адекватным. Поэтому он и рухнул как карточный домик, вызвав неподдельное изумление всего Мира. Никакого внешнего заговора против СССР не существовало. Профессиональная деградация вместе со снижением морально-нравственных стандартов, потеря ориентации в пришедшем движении общества, страх утери своих аппаратных позиций и материальных благ (на том, сравнительном уровне, хотя немыслимом по сравнению с позициями современной бюрократии), невежество в общей оценке ситуации, оппортунизм и конформизм, откровенное приспособленчество — все это в высшей мере было свойственно всей тогдашней высшей бюрократии СССР во всех институтах государства и правящей партии. Интересно, их представители, ныне преуспевающие в бизнесе (как, к примеру, некий Владиславлев, бывший крупный функционер ЦК КПСС), пытаются сегодня выдать себя за «носителей» высокой культуры, знаний, «знакомых» с теми и теми; они ловко приспособились к новым условиям, против которых так яростно выступали вплоть до гибели Системы, которую они же и привели к бесславному концу. Теперь, видите ли, они (эти Вла-диславлевы) нагло могут позволить себе давать характеристики тем или иным историческим персонажам (как будто их мнение кого-то интересует!).
Следует отметить, что Хрущев, все 10 лет своего пребывания у власти осуществлявший политику десталинизации, сломал хребет этой всесильной карательной организации и поставил ее под прочный контроль партийной бюрократии. Это — факт. КГБ потерял свои и карательно-репрессивные, и политические функции, это тоже факт. Оставаясь мощной и разветвленной службой, выявляющей общественные настроения во всех стратах общества, в том числе в Армии, МВД, учебных заведениях, словом — везде, учреждения КГБ информировали партийную бюрократию о любого рода «отклонениях» от ее «генеральной линии» — в этом состояла отныне ее главная задача. В период длительного пребывания во главе этой организации Андропова (1966–1985) чекисты полностью расправились с «диссидентским движением», приобрели некий «либеральный оттенок» и… установили тотальный информационный контроль над обществом. Главная задача КГБ заключалась в «охране государства». Эту задачу КГБ провалил абсолютно: во-первых, не представив свои аналитические разработки по поводу провокационности самой идеи «нового Союзного договора»; во-вторых, приняв деятельное участие в заговоре против главы Союзного государства — Михаила Горбачева; в-третьих, (скажем, забегая вперед) допустив подписание Беловежских соглашений. Я уже не говорю о войне, которая началась в 1989 г. между Арменией и Азербайджаном — двумя союзными республиками одного государства — по поводу Карабаха, — это полностью вина КГБ СССР, не предпринявшего ничего для ее предотвращения и сурового наказания зачинщиков войны. Почему произошла трансформация КГБ в направлении деградации? Я не ставлю задачу специального анализа деятельности этой спецслужбы, постараюсь ограничиться несколькими соображениями.