Полутона
Шрифт:
Фредерик зажимает переносицу двумя пальцами и медленно качает головой.
– Ого. – Мне не удается скрыть разочарование в голосе. Я его величайший, темный секрет. Секунду мы просто стоим, глядя друг на друга. Гольф-карт проезжает мимо нас, двое мужчин внутри смеются.
«Не плачь», – приказываю я себе, поворачиваясь. Не могу смотреть на него сейчас. Я всегда ощущала себя невидимой для него. Привыкла, что меня игнорируют. Но прятать меня от своих родителей – это куда серьезнее. Словно он стыдится. Меня.
Осторожно
Раздумывая, как они могут выглядеть, я задаю вопрос. Это не главный вопрос у меня на сердце, но все же близко:
– Зачем ты соврал насчет руки?
– Потому что отмена концертов людей злит. Мне нужна была веская причина.
– А я не веская причина?
Он останавливается.
– Конечно, ты и есть причина. Но я только подал заявку на опеку. Если оба наших лица окажутся на сайте US Weekly, не думаю, что это поможет делу.
– Ох, – по-дурацки вздыхаю.
Остаток дороги до отеля мы идем в тишине. Когда заходим в лобби, Фредерик мрачно косится на гостиничный ресторан.
– Что, если мы закажем еду сегодня? Я отправил Карлоса на почту за посылкой.
– Конечно, спасибо.
Фредерик нажимает кнопку лифта. Я поднимаюсь с ним на четвертый этаж и иду следом по коридору. Мы идем в его номер? Слишком много совместного времяпрепровождения, если он до сих пор не в настроении.
Но когда он открывает дверь, я вижу, что номер по размерам похож на дворец. Большая гостиная, кухня, на которой, судя по виду, никто ни разу не готовил. Спальня через дверь напротив на другой стороне.
– Тут есть балкон, – бурчит Фредерик. – Если тебе нужна тишина для домашней работы.
Я сбегаю туда со своей домашней контрольной по английскому, оставляя дверь приоткрытой. Устраиваюсь в одном из плетеных кресел, пододвинутых к стеклянному столику.
Садясь и раздумывая над эссе по «Превращению» Кафки, слышу стук в дверь номера Фредерика.
– О! Ты нашел ее! Вот что мне необходимо сегодня вечером. Посмотрим, жива ли она. – Я оборачиваюсь и вижу, как он берет огромную коробку из рук Карлоса и несет к блестящему обеденному столу. Карлос протягивает ему карманный нож, и Фредерик скрывает скотч на коробке.
– Quieres burritos? [5] – спрашивает Карлос. – Нашел местечко неподалеку. Если пойду сейчас, успеем.
– Эй, Рейчел? – зовет Фредерик. – Как насчет буррито?
Я встаю и заглядываю в комнату.
5
Хочешь буррито? (исп.)
– Si, yo quiero [6] .
Карлос ухмыляется.
– Carne? Cerdo? Pollo? [7]
– Свинина, – выбираю я.
– Удиви меня, – говорит Фредерик. – Надеюсь только, что вкус будет не хуже, чем в Лос-Анджелесе.
– Не
– Карлос? – зовет его мой отец. – Напиши Генри, что гитара, которую он потерял, нашлась.
– Уже сделано, – говорит водитель, выходя.
6
Да, хочу. (исп.)
7
Мясо? Свинина? Курица? (исп.)
Фредерик склоняется над посылкой.
– Каждый раз, когда мы отправляем гитару, я задумываюсь, а такая ли это хорошая идея. Сколько всего может пойти не так. – В коробке черный гитарный футляр, а в футляре очень много упаковочного материала. Убирая его, Фредерик вытаскивает красивый деревянный инструмент. Переворачивает в руках с улыбкой ребенка на Рождество.
Я слежу, как, пританцовывая, он садится на диван с гитарой на коленях. А затем говорит гитаре своим самым нежным голосом:
– Иди к папочке.
Его странный выбор слов заставляет меня вернуться на балкон, где шелестят страницы контрольной по английскому. Я приглаживаю их рукой. Изнутри доносится звук струн, одна за другой, когда к ним прикасаются.
Затем теплый тон гитарных аккордов проникает через дверь у меня за спиной. Этот звук заставляет мою шею покрываться мурашками. Я слышала, как он играет на гитаре – как на акустической, так и на электронной – на бесчисленных записях. Однако от вибрирующих так близко струн меня бросает в дрожь. Я задерживаю дыхание, пока звучат аккорды и музыка не становится более продуманной.
Звук резко обрывается, но после некоторых поправок появляется снова, захлестывая меня, как волна.
Моя мама умерла две недели назад. Я проживаю каждый день с тех пор под действием микса из полного оцепенения, абсолютного отсутствия личного пространства и стресса от странных событий, происходящих со мной. Но гитара Фредерика словно останавливает время. Пока он играет, передо мной теплая ночь и нежный ритм гитары, которую я слушала всю свою жизнь.
Мне приходится отложить домашнюю работу и закрыть лицо руками. Песня незнакомая. Но все равно разрывает мое сердце на части. Я сдерживаюсь, пока он не начинает напевать себе под нос, его искаженный баритон пронизан мелодией. И тогда слезы текут по моему лицу и рукам. Я тону в них, беззвучно плача, пока песня не заканчивается.
В тишине, что следует после, я сжимаю губы. Зареванная неудачница, пытающаяся не шмыгать носом. Слышу, как Фредерик ходит по комнате за моей спиной и звук бегущей на кухне воды. Через минуту он выходит на балкон и ставит стакан воды и упаковку салфеток на стол. Я не могу поднять глаза.
Теплая рука опускается мне на затылок. Остается там два удара сердца, затем отдаляется. Фредерик возвращается в номер.
Я прижимаю пальцы к глазам, силясь заставить слезы перестать течь. Позади Фредерик убирает упаковочную бумагу от гитары. Он напевает себе под нос, а я зарываю ногти в ладони и считаю листья на банановом дереве во дворе внизу.