Поляне(Роман-легенда)
Шрифт:
— Слава Императору! Слава победоносному!
Будто сговорившись и подчиняясь невидимому дирижеру, овладели единым ритмом и начали скандировать:
— Сла-ва Импе-рато-ру!!!
Орали исступленно, орали солдаты и моряки, ремесленники и торговцы, чиновники и домовладельцы. Иные в экстазе топали ногами.
Несколько сдержаннее подавали голос, предпочитая ограничиться рукоплесканием, однако встав вместе со всеми, богатые патриции, сенаторы в первых рядах и высшие сановники в боковых ложах кафизмы.
Что могло остановить эту стихийно возникшую овацию?
— Да здравствует Император!
— Слава величайшему из государей?
— Сла-ва Импе-рато-ру!!
«Жалкие ослы! — подумал Император, благосклонно
Он улыбнулся трибунам своей обаятельной улыбкой и укоризненно покачал головой, как бы упрекая обезумевших подданных в чрезмерной несдержанности чувств. В то же время он взглянул на окна примыкавшей к Ипподрому церкви святого Стефана. По одному ему известным признакам понял, что Императрица с придворными дамами уже там, на хорах храма, и сквозь оконные решетки нетерпеливо поглядывает на арену.
Она предпочитала наслаждаться любимым зрелищем, не показываясь толпе. Пускай глядят либо на арену, либо на нее, уж что-нибудь одно. А то кто-нибудь не сможет оторвать взора ни от происходящего на арене, ни от своей блистательной Императрицы и окосеет, бедняга. Не приведи, Господь!.. И пусть никто не вспомнит — невольно, разумеется, — что Императрица когда-то сама выступала на арене…
Теперь она на месте — можно начинать. Император подал знак скипетром. И тотчас из распахнувшихся под кафизмой четырех ворот вынеслись на ровный песок арены четыре стремительные квадриги [50] .
Зеленая колесница, управляемая рослым возничим в нарядном зеленом костюме, в шапочке с зеленым пером, с длинным кнутом в руке, запряженная четырьмя крутошеими вороными конями, сразу же вырвалась вперед под восторженный рев одних рядов, в то время как другие ряды хранили мрачное молчание. Но вот ее обогнали сильные гнедые кони, впряженные в синюю колесницу, на которой, широко расставив крепкие ноги и вытянув перед собой смуглые мускулистые руки, возвышался возничий в синем. Теперь взревели все сорок тысяч — одни от восторга, другие от досады. Император в своей ложе удовлетворенно хмыкнул: он благоволил к синему возничему, хотя и знал, что Императрица предпочитает зеленого.
50
Квадрига — упряжка из четырех коней.
Напуганные ревом многотысячной толпы, шарахнулись шедшие предпоследними светло-серые кони, ударив свою белую колесницу о «спину» арены с такой силой, что возничий в белом вылетел вон и едва не угодил под ноги четверки рыжих коней, впряженных в красную колесницу, мчавшуюся последней…
Те, чьи места были расположены неподалеку от кафизмы, давно уже заприметили сурового бородатого варвара в императорской ложе — того самого антского князя, которого на днях столь торжественно встречали. Но, увлеченные происходящим на арене, не заметили сочувственно-насмешливого взгляда, которым императорский гость сопровождал ополоумевших светло-серых коней, волочивших через всю арену остатки разбитой колесницы и не обращавших внимания на своего несчастного возничего в испачканной белой одежде, тщетно пытавшегося догнать их и остановить.
Вскоре над трибунами прогремел новый взрыв ликования одних и яростной досады других: гнедые кони пришли первыми — измученный, но счастливый возничий в синем смиренно направился к кафизме, за наградой.
— Не
— Я забочусь лишь об императорской казне, — обиженно проворчал толстяк. — Только это меня беспокоит, и ничто иное.
— А я спокоен за свою казну, — весело отозвался Император. — Поскольку о ней заботишься именно ты. Кстати, позаботься о подарках для нашего гостя… Что-что-о?! Ты хотел возразить? Или мне показалось?.. Показалось? Тем лучше…
Они говорили по-своему, и Кий, находившийся рядом, ни слова не уразумел. Это — злило. А разумевший по-ромейски Горазд вместе с прочими полянами помещался в другой ложе. И князь подумал, что надо будет самому овладеть и греческим и латынью. Не впервой подумал, да все недосуг было приступить…
Счастливчик победитель в синем был щедро одарен и распростерся перед высочайшим благодетелем, а над ипподромом снова загремело:
— Да здравствует Император!
— Живи вечно, великий!
— Сла-ва Импе-рато-ру!!!
С меньшим интересом, нежели на коней, глядел Кий на двух прирученных медведей, которых заставляли плясать и вертеться на задних лапах, задрав морды. Такие же штуки проделывали с ручными медведями и древляне. Только здешние звери были посветлее и помельче тех, приднепровских. Поначалу князь предположил даже, что медведица с медвежонком, до того мелки показались. Но ему разъяснили, что — медведь с медведицей, пойманные в горных лесах восточных провинций империи.
И вовсе никакого удовольствия не доставил Кию одноглазый желтый пес, которого трибуны встретили оживленными рукоплесканиями. Около пса суетился и кривлялся сутулый гололобый человек с козлиной бородкой, пес хватал из его рук какие-то мелкие предметы, носился с ними вдоль арены, будто пчелой ужаленный. А гололобый выкрикивал что-то по-ромейски, и на каждый его выкрик зрители отзывались дружным хохотом и рукоплесканиями. Ничего не разумевший Кий глядел перед собой бесстрастно, всячески стараясь не уронить княжьего достоинства, не показать, что чувствует себя дурнем и томится.
Ближе всех к князю находился в ложе богато одетый, но щуплый безбородый военачальник с насмешливым взглядом темных и чуть воспаленных глаз. Будто почуяв настроение гостя, он подозвал пересказчика и через него разъяснил, что одноглазый пес и его гололобый хозяин — любимцы ромеев. Гололобый не знает равных себе в острословии, а собака его умеет различать любые монеты и перстни, по которым безошибочно опознает владельца. И якобы может определить, которая жена честная, а которая распутная. Еще говорят, будто в желтом теле одноглазого пса живет душа древнегреческого пророка, но таким неразумным и невежественным разговорам не следует верить.
Безбородый военачальник понравился Кию и был первым среди приближенных Императора, кому антский князь улыбнулся доброй широкой улыбкой, столь неожиданной на сурово замкнутом лице.
20. Гот Ареовинд
Его прапрадеды жили когда-то далеко отсюда — на продуваемых студеными ветрами скалистых берегах полуночных морей. Однажды наиболее отважные и отчаянные снарядили три корабля и поплыли через море в сторону полуденного солнца — искать землю потеплее и поласковей. Они доплыли до низкого берега с высокими соснами на светлых песках, приняли к себе самых смелых из местных племен и двинулись в глубь суши — где по рекам, где по озерам, а кое-где и волоком. Чем дальше углублялись, тем больше их становилось, потому что выходили из сырых болотистых лесов и желали идти вместе с ними в лучшие земли многие и многие. Иные говорили тою же речью, что и пришельцы, другие — по-своему. Но много ли надо говорить и так ли уж трудно договориться, когда всем хочется одного и того же?