Поляне(Роман-легенда)
Шрифт:
Рядом с Императором, за недолгим столом, восседали всего четверо ромейских мужей, в их числе — Безбородый.
На другой стороне стола усадили троих гостей: с Кием были здесь Хорив и Горазд.
Стол был уставлен золотыми и серебряными блюдами с изображениями сражавшихся бойцов и самого Императора — то на коне, то пешего с копьем, либо одни только голова да плечи. На блюдах лежали невиданные плоды, различное мясо с подливами, всевозможная птица, рыба — свежая и соленая, сладости, пряности и всякая прочая изысканная снедь. Сосуды с вином и кубки также были из серебра и золота, тоже с разными изображениями и узорами.
У входа и в углах, сплошь в золоте, недвижимо стояли
Безбородый пристально глядел на полян своими разумными насмешливыми глазами. Другие ромеи тоже глядели, но будто — глядя — не видели. Пыжились, как тетерева на току. И только Император взирал просто, приветливо, все круглое большеглазое лицо его то и дело радушно улыбалось, а голос звучал мягко и негромко, словно баюкал.
52
Кожан — вид летучей мыши.
— Отведайте наших вин, — говорил он. — Здесь лучшие вина империи. Вот, к примеру, легкое светлое вино из Палестины. А это, покрепче, из Аттики. Попробуй, князь… Ну как, нравится?
Кий отпил и подтвердил: да, любо.
— Мы получаем их отовсюду — из Сирии и Африки, из Египта и Тавриды… И все — разные. А теперь отведай вот этого, с Кипра. Особый вкус, не так ли? Древние, еще в пору язычества, полагали, что на Кипре родилась богиня любви, греки называли ее Афродитой, а римляне — Венерой. После такого вина и впрямь захочется любовных утех, а? Но наша христианская вера не допускает многоженства…
Кий насторожился. Он знал: ромеи пронюхали, что Белослава — не единственная его жена, что на Горах осталась еще Всемила. Да разве шило в мешке утаишь? Куда же повернет теперь разговор Император? Но тот говорил, никуда вроде не поворачивая. Говорил непринужденно, потчуя полян и приближенных своих, а те знай себе пили, жевали и внимали. Кий половины сказанного не разумел, но старался запомнить, чтобы после расспросить.
— …А лесбосское, на мой лично вкус, лучше палестинского. Когда-то на Лесбосе жила гречанка Сафо, слог ее стихов весьма изыскан… А теперь предлагаю испробовать божественный напиток, изготовленный славными виноделами Итаки. Хитроумный Одиссей, герой языческого эпоса, так и не доплыл бы до своей Итаки, где ждала его верная Пенелопа… Послушай-ка, это тебя касается, — Император шутливо толкнул локтем сидевшего рядом толстяка с бледно-зеленым, как его хитон, лицом, который вытягивал кубок за кубком и с нескрываемым наслаждением пожирал все, что ни попадало под руку. — Это поучительно для тебя, драгоценный мой шалун и чревоугодник! Я говорю, что Улисс [53] не доплыл бы до Итаки, если бы не решился во время шторма выбросить в море золотую статую Посейдона. Наполним же наши кубки вином с Итаки и осушим их за то, чтобы не страшиться жертвовать золото ради достижения заветной цели!
53
Улисс — Одиссей.
Поляне с удовольствием пробовали все эти замысловатые ромейские вина и налегали на мясные блюда. Не отставали и остальные. Только Император не прикасался ни к вину, которое сам так хвалил, ни к мясу, лишь отведал несколько плодов. От выпитых вин гости чувствовали себя свободнее, хозяин изъяснялся их родной речью и держался
— Отчего Император так щедро потчует всех нас и так занятно рассказывает о вине, а сам не пьет нисколько? И ест менее дитяти…
Тут он смущенно осекся под строгими взорами Кия и Горазда.
Но Император не обиделся, засмеялся добродушно и с явным желанием ответил:
— Да, я так же мало ем, как и мало сплю. И, справедливо заметил юный ант, не пью вина. Зато мои верные друзья и дорогие гости могут есть и пить по потребности. И даже сверх потребности, если пожелают. Разве это так уж дурно? Разве лучше было бы наоборот — базилевс много ел бы и пил, а остальные при этом голодали и томились жаждой?.. Налейте моего юному гостю фалернского. Это вино пили еще древнеримские императоры, великое дело которых мы с божьей помощью продолжаем. Осушим же наши кубки за здоровье дорогих антских гостей! За здоровье славного князя Кия, его юного брата Хорива и мудрого боярина Горазда!
Кий поблагодарил, затем в свою очередь предложил выпить за здоровье Императора и его ближних. А сам подумал, что хозяин оттого не пьет вина и не ест мяса, что много силы ему не требуется, поскольку сам в сечах не участвует. Полянский же князь не мог позволить себе подобного воздержания. Да и незачем. Посему он продолжал пить и закусывать, по привычке не хмелея и не переедая. И уж конечно, не мог тягаться с бледнолицым обжорой-толстяком в светло-зеленом хитоне, в котором, приглядевшись, узнал самого комита священных щедрот, ведавшего имперской казной, славившегося не только чревоугодием и неравнодушием к женскому роду, но еще и великой скаредностью.
Однако последнее слово было здесь не за комитами, а за Императором. И гости еще раз убедились в этом, когда после пира хозяин щедро одарил их. Всем троим были вручены — каждому по его мерке — украшенные жемчугами шелковые одежды, золототканые парчовые покрывала с изображением Императора, подкованные полусапожки из мягкой узорчатой кожи, а также ромейские шеломы с перьями и панцири — Кию золоченые, а Хориву и Горазду крытые серебром. Но все это было после. А пока пир лишь набирал силу, и головной разговор только начинался.
Кий не чувствовал себя захмелевшим. Но, подобно сбившемуся с ноги коню, несколько ошалел. После всего, что изведал, узрел и услышал, никак не ждал от Императора такой простоты и ласковости. Чудные думы одолевали князя. То хотелось, чтобы Император оказался его родичем. То взбредало в голову даже такое, что лучшего царя, чем сей Император, полянам и всем антам не сыскать… Но может, все это перемешанные ромейские вина коварно действуют? Надобно совладать с собой и не поддаваться. Потому что — князь чуял — головной разговор уже на подходе…
Теперь заговорил седобородый старец в светлом одеянии, с великим золотым крестом на цепи. Произнеся сколько-то слов по-ромейски, он останавливался, чтобы дать возможность Горазду пересказать. Император слушал внимательно, как бы проверяя верность пересказа.
— Как правило, — говорил старец, — Второй Рим заключает военные союзы только с теми народами, которые отрекаются от невежественного язычества и принимают единственно истинную, нашу православную веру, не впадая при этом в какую-либо ересь. Ибо только в тех союзниках мы можем быть уверены, которые признают Спасителя и правильно толкуют его учение. Особенно это относится к вождям. Я помню не столь давнее время, когда среди антов нашлись разумные вожди, которые приняли нашу веру и заняли высокие военные посты в империи. Хотя остальные анты и по нынешний день остаются в заблуждении, поклоняясь своим языческим богам…