Поляне(Роман-легенда)
Шрифт:
— Земля наша никуда не денется, — отмахивался широким вышитым рукавом Стрелюк. — Будто один ты о ней печешься! У нас вон князь есть, денно и нощно в заботе великой о земле древлянской. Для того и позвал нас к себе. А что ты на моем дворе узрел, то князю неинтересно. За своим бы двором получше поглядывал, Млад! И не моя вина, что в закромах твоих более мышей, нежели зерна. А еще боярин! Хуже смерда последнего…
Тут Стрелюк поглядел на Горислава, как бы ожидая от него поддержки своим словам. Но тот по-прежнему молчал и глядел строго. Выжидал. Возможно, желал еще услышать, что скажет третий боярин — Житовий, старейший из всех собравшихся в княжьем тереме. Но тот, хитрец, знай себе помалкивал,
— Не в том честь боярская, — возражал Млад на укор Стрелюка, — чтобы богаче смерда быть. А в том честь боярская, чтобы храбрейшим в сече и разумнейшим в совете быть. Только от такого боярина будет прок — и князю, и дружине, и всей земле нашей. Не о своей шкуре забота, не о своем дворе, оттого, быть может, и не сравняться моим закромам с твоими. Да я и не тщусь тягаться с тобой в таких делах.
— Еще бы! — Стрелюк хмыкнул насмешливо. — Где уж тебе со мной тягаться? Что в сече ты не робок, то все мы ведаем. Однако и я не заяц в деле ратном, то наш князь подтвердить может. А что касается разума, то что-то я не слыхивал пока слова твоего разумного. Чем считать добро мое, сосчитай-ка лучше, много ли кметов полянских на Горах осталось. Вот ведь для какого дела созвал нас князь!
— Это и есть твое слово разумное? — Млад крутанул чубатой головой. — Ну и ну! Да разве того ждет князь от нас? Каждому десятскому ведомо, что всю свою силу Кий на Истр увел, тут и считать нечего. Любому отроку ведомо, что не сравниться Щеку со старшим братом своим, что с оставшимися кметами никак не оборонить ему Горы. Да я сам этим летом сколько раз через Ирпень ходил с немногими сотнями, разорял землю полянскую, с немалой добычей на Уж возвращался…
— Где же та добыча твоя? — Стрелюк вздернул густые брови. — Знать, немного ее тебе досталось, что мое добро твои очи засорило? Или, может, всю добычу князю отдал?
— Князь свою положенную долю получил. И кметы, что ходили со мной, тоже не в обиде. Позову — еще пойдут. А много ли, мало ли себе оставил, то не твоя забота, боярин. То моя забота. Только не головная, а последняя.
— Какова же головная твоя забота, Млад?
— А головная моя забота — благо всей земли нашей Древлянской.
— Ого! — Теперь Стрелюк обратился впрямую к Гориславу: — Слыхал, княже? Я полагал, что ты у нас о благе всей земли Древлянской печешься, а уж мы, твои слуги верные, лишь помогаем в меру умения и разумения своего. Так нет же! Послушать Млада, он один дерзнул принять на себя все заботы твои княжьи…
— Не бреши, боярин! — крикнул Млад, хватаясь за меч.
— Угомонись! — осадил его князь, подав наконец голос. — Проку мне от вас от всех…
— А мы все твои псы верные… — начал было Стрелюк, но Горислав и его прервал:
— Истинно, что псы! Грызетесь, грызетесь меж собой, никак кость не поделите. Чем меж собою грызотней забавляться, перегрызите лучше глотку Щеку, пока Кий да Хорив на Истре увязли. Да где уж вам…
— Не равняй нас, княже! — загорелся Млад.
— Молчи! — Горислав не сдерживался более. — Молчи, велю! И не указывай, как поступать мне, кого равнять, а кого не равнять. Для меня вы все равны, равнял вас прежде и впредь равнять буду. Молчи, не отвечай!
У Млада от обиды незаслуженной даже слеза в глазу блеснула. Но смолчал. С нелегкостью великой, а смолчал.
Шершень все бился, гудел густым басом, не видя выхода. Велик, силен, наряден, не сравнить с осой либо с пчелкой, а бьется бессильный, не зрит исхода. Не так ли и они здесь бьются, как тот шершень, древлянский князь да его бояре, тоже великие,
Дело ведь простое вроде. Идти или не идти на полян? Не как прежде, а всею силой своей. Чтобы примучить наконец извечного недруга-соседа, забрать себе все богатства, всю землю и всех дев его, наложить дань великую и водрузить над Днепром, над Горами свой стяг малиновый с золотым ликом Дажбога. Разве не предрекали когда-то волхвы Гориславу, что так сбудется? Правда, сказали они тогда, что самого Горислава к той поре уже в живых не останется. Сие — смущало, зело смущало. Не поторопит ли он смерть свою, пойдя в такой поход? Но в то же время не мог не видеть князь древлянский, не мог не разуметь, что лучшего часу не было и неведомо, будет ли еще.
Кий с Хоривом — самые опасные из трех братьев — на далеком Истре и, судя по всему, возвращаться не торопятся. С ними там лучшие бояре полянские — страшный Воислав и многомудрый Горазд. С ними — почти вся дружина, старшая и молодшая, множество ратников. Бывало и прежде, конечно, что уходил Кий в поход с дружиною своей, даже обоих братьев не раз брал с собой. Бывало. И набегали тогда древляне, как и теперь набегают: не всею силой. Ибо вскорости возвращался Кий — и приходилось за Долгими Валами спасаться от мести его. Однако на сей раз — иное дело. Есть у Горислава верные вести, будто Кий со всем своим войском великим навсегда оставил Днепр, ушел служить царю ромейскому, получил от него новые земли и поставил себе город на Истре.
А здесь… Даже сосед Ус с невеликим племенем своим дерзко набегает на земли полянские. Никогда еще не были так слабы, так беззащитны Горы!
Казалось, сами боги помогают Гориславу в великих замыслах его, подают знак — дерзни! И вспомнились слова волхвов: «Придет такая пора, останутся поляне без Кия… и поднимется над Полянскими Горами твой малиновый стяг с Золотым ликом Дажбога. Так будет…»
Но не забыть князю Гориславу и других слов, сказанных тогда волхвами: «Да, тебе до той поры не дожить».
Как же быть ему, на что решиться?
Вот и созвал своих бояр, чтобы послушать их, разумных, прежде чем самому решать. А они…
Горислав ведал цену своим боярам, знал каждого из них.
Стрелюк — муж боевой и не дурень. Когда-то был простым гриднем. Зело старался — все на глазах у князя. Видать было: подняться желает. Не для дела — для себя. Ну и пускай для себя, лишь бы старался, лишь бы князю угодил. И угождал. И был за то возвышен. Сперва — десятским сделал Стрелюка Горислав (молоды еще оба в ту пору были!), а после — сотским… Теперь не узнать в дебелом боярине прежнего гридня, даже взор не тот стал — иной какой-то. Да ладно, каков бы ни был ныне сей боярин, а нет сомнений у Горислава: всегда и во всем, как прежде, угодит ему Стрелюк, что бы ни стряслось — верен останется. Ибо помнит выгоду свою и разумеет, что без князя плакала его боярская выгода. Оттого и предан, аки пес. Сие — превыше всего прочего.
Иное дело Млад. И этот гриднем был, и тоже возвысил его князь — за удаль ратную, за прямоту и дерзость. Но, в отличие от Стрелюка, не изменился Млад, когда возвысился. Все так же сух и горяч, будто борзый конь из степей полуденных. Старше только стал, но взор Все тот же, хватка все та же. Этот выгоды своей не разумеет, не печется о ней, но не раз убеждался Горислав: что ни прикажи Младу — расшибется в кровь, а исполнит. И все же нету здесь у князя полного доверия к боярину. Отчего? Кто ведает… Может, оттого, что зело дерзок и независим Млад, а может… А может, верно подметил Стрелюк: уж не зарится ли шалый боярин вместо самого Горислава на земле древлянской княжить? Надобно будет приглядеться позорче…