Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
– Вы кто?
– Не волнуйся, касатик, – ласково прошамкала старушка, – Баба-Яга я, кто ж еще?
Глаза у Сереги вновь закатились.
– Во дура! – подал голос из угла трясущийся старичок. – Что ж мальца-то пугаешь, бестолковая?
– Кто дура? Я дура? – взвилась Баба-Яга. – Ну, ты меня достал! Да за такие речи я тебе сейчас голову сверну, не задумаюсь.
– Не свернешь, я бессмертный, – самодовольно ответил старичок.
Народ радостно наблюдал за перепалкой, надеясь, что дойдет и до рукопашной, но, увы, драчки так и не случилось.
– Ха! Посмотрите на него, – рассмеялась старушенция. – Он – бессмертный! А мы, по-твоему, какие? Да и про кончину свою помолчал бы, дубина стоеросовая. Это только такой болван как ты додумается смерть свою в яйце прятать. А что такое – яйцо? Яйцо – вещь хрупкая.
И с этими словами в ее ладошке появилось куриное яичко и тут же брызнуло во все стороны, раздавленное костлявыми пальцами.
Старичок схватился за сердце и, закатив глаза, громко, но жалобно захрипел:
– Валидолу мне. Ну пожалуйста. Жалко, что ли?
– Вот то-то, – удовлетворенно хмыкнула Баба-Яга. – Бессмертный называется. Два инсульта было, смотри, как бы третий не схлопотать. Тоды и яйцо твое тухлое не поможет.
– Это почему – тухлое? – забыв про сердце, вытаращился старик.
– Во, святая простота, – обращаясь ко всем присутствующим, будто прося поддержки, воскликнула Баба-Яга. – За пять-то тысяч лет не только яйца протухнут. Не, Кощей, я смотрю, ты совсем рассудком слаб стал. В богодельню тебя пора сдать, а еще лучше, в институт какой, для опытов. Пусть наука и разбирается, за какие это такие особенности тебя бессмертным кличут.
Увлекшись перепалкой, никто и не заметил, как оклемавшийся Бубенцов сполз с коечки и, тихо пробравшись к окну, открыл одну створку. Когда же опомнились – было поздно. Высунув голову на улицу, Серега во всю свою силушку заорал:
– Милиция!
Где-то неподалеку взвыла сирена. Бубенцов победоносно оглянулся и тут же сник. Комната опустела лишь наполовину, ибо седовласые старцы так и сидели рядком на прежнем своем месте, не собираясь, как видно, покидать его ни при каких обстоятельствах.
– А вы чего? – спросил Серега.
– Пусть нечисть драпает, – спокойно ответил один из стариков, круглолицый и желтушный – явный кандидат на диспансеризацию в инфекционное отделение. – А мы – боги!
– Тю! – удивился Серега. – Что-то многовато вас. Насколько я слышал, бог-то один.
– Мы славянские боги. Я – бог плодородия и любови обильной – Ярило, а это Род – отец наш и ваш, кстати, тоже.
Серега покосился на совершенного уж старца с длинными белыми волосами и такого же цвета бородой.
– Только он глухой малость и отчасти слепой. Да еще отчего-то последние полторы тысячи лет молчит, словно язык проглотил. Мы пытались проверить – не показывает. Так что за главного у нас уже давно Троян. Правда его сейчас с нами нет. Он в КПЗ сидит.
– Чего? – опешил Серега.
Ярило сперва замялся, а потом, вздохнув, пояснил:
– Его, Трояна-то, еще Триглавом кличут. Тулово у него одно, а головы три. Правда, нынче никто из смертных того не замечает, а вот пращуры ваши то знали и не удивлялись чуду. Да и чему удивляться? У Стрибога, что ветрами всеми заправляет, голова одна, а лика четыре. Не веришь? Эй, Стрибо, подь сюды!
– Не надо! – замахал руками Серега. – Я вам на слово верю.
– И то верно, – кивнул Ярила. – Мы специально его не позвали, чтоб тебя не пужать. Дело понятное, с непривычки и рехнуться можно. Однако я отвлекся. Триглав, значит, как и мы, раньше везде мог спокойно ходить, покуда вы с кавказцами не передрались. А у Трояна, как назло, лики-то славянские, а вот затылки подкачали. Любой милиционер его как увидит, так давай руки крутить.
– Это за что же?
– Да за затылок кавказской национальности. За что ж еще?!
– Гм… – хмыкнул Серега, – с этим нынче и впрямь строго. У меня вон товарища за повышенную волосатость едва в каталажку не сунули. Чудом отмазался. Целый час опера убеждал, что его предки по прямой линии от орангутанга идут.
– Убедил? – заинтересовались боги.
– С трудом. Опер этот Чарльза Дарвина не читал. Думал – люди из капусты пошли.
– Да, – вздохнули боги, – распространенное заблуждение.
Помолчали. Потом Ярило продолжил:
– А это – Радогощ – бог огня. Раньше волосы у него рыжие были, да времечко никого не жалеет.
Еще один старец кивнул седовласой головой.
– Рядом с ним сидит Велес – скотий бог… Я сказал скотий, а не скотский. Не путай.
– А я что, я ничего, – пробормотал Серега, про себя же подумав, что мыслишки свои надо попридерживать, видать богам этим они тайной не являются.
– А следом – Даждьбог восседает. Он солнцем заведует, чтобы, значица, ночь днем сменялась по расписанию. А вот тот, хмурый – это Перун – бог грозы и молнии. Не пугайся, он для чужих грозен, а для сво… – Ярило поперхнулся, напоровшись на Перунов взгляд, и нервно пробормотал, – да… И еще вот бог торговли и достатка… хм, хм… Возень.
Серега удивленно уставился на Ярилу. Последний бог явно был лишним, ибо перед ним восседало только шестеро боголиких старцев. Но тут сзади кто-то произнес:
– Совершенно верно. Я бог торговли всякой да мошны полной.
Бубенцов оглянулся и увидел, как мужичок значительно моложе остальных входит в комнату. Серега его тут же узнал. Это был тот самый ларечник с Шитокрытовской, который не советовал ходить в Дом литераторов.
– Удивлен? – спросил он. – А мы за тобой давно следим. Нужен ты нам, парень, ох, как нужен!