Полынный мёд. Книга 1. Петля невозможного
Шрифт:
Нынче о другом разговор. Жили мы, значица, не тужили без малого семь тысяч лет, а тут взял да и уродился один… Гм… Как-то я и не задумывался прежде, что слова эти корню одного будут. Выходит, если уродился – значит, урод, если же народился, то народ. Да-м-м… Впрочем, отвлекся я что-то малость. Мы-то сперва над ним потешались. А вышло, что зря. Пообещал он людям вечное блаженство в ирии. Да когда б только блаженство! Он ведь уверял, что на том свете никому больше спину гнуть не придется – все будут равны: и князь, и мразь. И ему поверили, понимаешь! Ему поверили! – недоуменно
На небеса взлететь уж сил не было, вот и подались мы с нечистью нашей, исконно русской, да в муромские леса-болота зачарованные – от греха подальше. Там тыщу лет и просидели, чуть мхом не поросли, как лешаки последние. Правда, не совсем зря сидели, помалу силушку копили, набирали от землицы-матушки да от леса нехоженого, попами не топтаного. А набрав – вышли на свет белый да на луга привольные. Знали б, правда, что коммунисты у кормила – не перлися. Уж замордовали они своим атеизмом, похлеще попов. Нас, богов, чуть за тунеядство не привлекли. Представляешь! Мы – да у станка паримся или на свиноферме навоз выгребаем. Бр-р-р! А потом, как выяснилось, что и документов у нас никаких, так вообще в бомжи приписали. Пинком под зад да за сто первый километр. Хорошо, что не упекли никуда, а выйди мы из леса во времена, скажем, сталинские… Эх, да что говорить! Веры-то у них не было никакой, а в безверие народ, что овцы, куда баран поведет, туда и бредут. Вот они и изгалялись вовсю: водяных динамитом глушили, леших с вертолетов отстреливали, словно дичь какую, а домовых – так вообще прозвали обидным словом «барабашка». А что такое барабашка? Вот и я в толк взять не могу. От юного барабанщика, что ли, образовали? Словоплеты!
От обиды у Триглава что-то булькнуло в горле, и он осекся. Рассказ подхватил Возень.
– Короче говоря, едва всех со свету не сжили окончательно. Ведь и чары волшебные не помогали. Ты, скажем, на него из-за дерева «У-у-у!» А он тебе: «Пошел на хрен!» А причем тут хрен? Может, ты мне объяснишь? Я ведь хрен уважаю, особливо со свининкою аль с холодцом. Да и как на хрен можно пойти? Копать что ли? Так я – не хренокоп, не привычен в земле ковыряться.
– У Ярилы спроси, – тихонько посоветовал кто-то из богов.
Но Род дернул бровью, и все снова затихли.
– Сейчас, слава Роду, хоть что-то изменилось, – продолжил Возень, – потому что народ в веру потихоньку начал подаваться, причем, не только в православную. И в нас, и в древнеславянских богов, кой кто вновь уверовал. От них силу и черпаем.
– Понял, – вздохнув сказал Серега. – Двух зайцев хотите убить. И чтобы, значит, конкурентов поприжать, и себе жизнь лафовую обеспечить?
– Не совсем так, – нахмурился Троян, – Конкуренты – это у вас, у людей. А мы уговор свято блюдем и нарушать его не собираемся.
– Какой такой уговор? – не понял Бубенцов.
– Узнаешь, – непонятно пообещал Стрибог. – Все узнаешь со временем.
– Мы ведь не только о себе заботимся, – сказал Ярило. – Понимаешь,
– Подмогну, – кивнул Бубенцов. – Только я не очень-то во всем этом разбираюсь…
– Этого не опасайся, – зашумели боги. – Все как есть расскажем, только записывай. Нам кривда не нужна. Поведай только, как мы с людьми в мире и согласии проживали. А уж люди нас припомнят, не беспамятные же они.
– Ну что, по рукам? – спросил Ярило.
– По рукам, – согласился Сергей, чувствуя, как во рту разом пересохло.
Все покосились в сторону Рода, но величавый старец только кивнул головой. Боги встревожено переглянулись: неужто опять замолчал на тысячу лет?
Пока накрывался стол, Серега попросился прогуляться по лесу. Для охраны отрядили Боюна. Мало ли, какая нечисть русский дух унюхает и, не разобравшись, натворит чего.
Огромная луна нависала над лесом, отбрасывая в ночной мрак непроглядно черные тени. Лапы обомшелых елей сторожко свисали над самой землей. Тускло светился гнилой пень, шляпки гигантских мухоморов и еще каких-то вовсе незнакомых грибов поднимались над склонившимися под тяжестью росы травами.
– Где это мы? – спросил Бубенцов.
– В лесах заповедных, нехоженых, – важно ответил Боюн, даже ночью не пожелавший снять свои очки-консервы. – Нет сюда пути ни пешему, ни конному.
– Так не бывает, – возразил Серега.
– Бывает, – обиделся кот. – Тяжело, конечно, целый лес зачаровать, а что делать? Сейчас, слава Роду, полегче стало, а раньше, – кот замотал башкой, – то геологи, то сейсмологи, то лесоразработчики, то эти… дикари с гитарами. Жуть! Но теперь даже в других лесах их днем с огнем не сыщешь. Куда поисчезали, не пойму?
– Стой! Кто идет?! – неожиданно донеслось из-за пня.
Серега вздрогнул и попятился, уж больно грозен был оклик.
– Свои, – лениво отозвался Боюн.
– Пароль? – грозно потребовала ночь.
– Я вот тебе сейчас рожу расцарапаю, – пообещал котяра темноте. – Будешь знать, как непотребными словами лаяться.
Кто-то невидимый недовольно забурчал и затих.
– Леший это, – снисходительно пояснил Боюн. – Избу охраняет, ну и насмотрелся фильмов про бандитов да шпионов.
– А изба на куриных ногах здесь есть? – поинтересовался Серега.
– Та верстах в тридцати отсюда стоит. Завтра, ежели охота, сбегаем, поглядишь.
Хрустнул сучок, подошел Возень, встал рядом.
– Ну как, Сергей Данилович, не по душе тебе место наше зачарованное? – спросил он.
– Да знаете, – растерялся Бубенцов, – непривычно как-то. Не по себе, честно говоря.
– Ладно, – улыбнулся Возень. – Подыщу для тебя что-нибудь поуютнее да поближе к родным местам. А теперь пора. Хозяева приглашают – стол накрыт.
Глава пятая