Полюби меня
Шрифт:
В общем, я выздоравливала, знакомилась с новым для меня миром, привыкала к иному образу жизни. И каждый день проводила время с Альбертом.
Мы вместе обедали и ужинали. А еще он водил меня гулять в сад. Ссылался, что я еще недостаточно оправилась и поэтому выходить на свежий воздух мне можно только в его сопровождении. Наверное, собирался лично защищать меня от ветра и сквозняков.
За прошедшие дни наши отношения почти не изменились. В его спальне я больше не оказывалась. Вопрос с кошмарами теперь решался просто — Альберт напускал мне перед сном приятных ароматов, успокаивающих, легких. И я спала как младенец — без сновидений.
— Не
Склонить меня к интимной близости он не пытался. Только развлекал, иногда брал за руку за столом, сплетая наши пальцы, и продолжительно смотрел. То ли изучая вновь и вновь мое лицо, то ли с удивлением. Как будто открывал для себя нечто новое. А я не могла преодолеть смущение. Сердце тонко билось, как у пойманной птицы, и глаза сами собой опускались, чтобы не встречаться с этим пристальным взглядом и скрыть приятную дрожь, пробегающую по телу от его прикосновений.
Кстати, я окончательно убедилась, что его глаза меняют цвет. Иногда они были темно-серыми, иногда — темно-карими, изредка — почти бордовыми.
Мы не говорили о наших отношениях, о будущем. Но мне было хорошо с ним. Рядом с ним я ощущала себя текучей, плавной, как волна на фоне скалы. И резкость, свойственная порой скале, уже меня не смущала.
На третий день мы гуляли у моря. Дул теплый ветерок, легкая рябь катилась к берегу, блестела на солнце. А мы молчали. Мне вспомнилось, как все началось. Тоже было море — теплое, вечернее. И как я убежала от него, испугавшись властной цепкости его поцелуя. И что было потом… Странно, я думала, невозможно это простить. Но в душе не осталось обиды. Как будто это были два разных человека — Альберт, который грубо утащил меня в другой мир. И Альберт, что стоял рядом, который вынес меня на руках из подземелья, убив ради меня бывшую любовницу. Я больше не могла подозревать его в неискренности, в игре. И мне было стыдно…
Даже горько стало от того, что я собираюсь сломать вот это странное, похожее на песню волн, что появилось между нами в эти дни. Ведь, если бы не тревога о папе, то… Мне хорошо с ним, в его мире. Знаю, что этот мир жесток, в нем есть такие, как Альбиза. Что сам Альберт — чудовище во второй ипостаси. Что его великодушие может закончиться, когда я выполню свою роль в его жизни. Но рядом с ним это казалось неважным…
Я закусила губу. Нет. Я должна вернуться в свой мир. Я же не собираюсь бросать его на смерть… Я заберу его с собой! Обязательно! Или погибну, пытаясь раздобыть портал.
— Что тебя волнует, Тая? — спросил Альберт, посмотрев на меня.
— Я волнуюсь за папу, — ответила я искренне. — И... я не хочу, чтобы мы умирали, и ты, и я! — вырвалось у меня.
В глазах Альберта сверкнула молния боли и из темно-серых они стали темно-карими.
— Тая, послушай... — он посмотрел на море, и я автоматически устремила взгляд туда же. Ветер усилился, и маленькие пенные барашки побежали к скалам. — Я уже говорил тебе: все оказалось не так, как я ожидал. Да, я хотел использовать тебя! Думал, что смогу вызвать твою любовь, а сам остаться прежним! Но все оказалось не так! — он снова повернулся ко мне. Столько всего было в его взгляде. Боль, даже ярость — то ли на ситуацию, то ли на самого
Тут он осекся и резко отвернулся к морю. А мое сердце гулко забилось. Сейчас он скажет, что, если у него получится, он вернет меня в мой мир. И, может быть, стена рухнет — я смогу сказать ему и о своих планах... Альберт, ну давай же! Ты почти перешел черту! Но он замолчал. А я, ошарашенная, не знала, что сказать.
— Спасибо... — нелепо прошептала я.
— За что? — криво усмехнулся он. — За то, что взвалил на тебя все это? А ты даже не упрекаешь меня!
— Я... я больше не сержусь на тебя... — тихо сказала я. — И не считаю тебя чудовищем...
— А ведь я чудовище и есть! — горько рассмеялся он. И вдруг резко сделал шаг ко мне. Сердце забилось раньше, чем он обнял меня — от ощущения его уверенной силы, от непонятной ярости, что чувствовалась сейчас в нем. Обхватил меня за талию, притянул к себе, другой рукой скользнул мне на затылок и, запрокинув мою голову, вгляделся в лицо.
— Альберт, я... — растерянно прошептала я, плохо понимая, что хочу сказать. Мир растаял — оставалось только его лицо, полное странной ярости, почти злобы и какой-то болезненной, тонкой нежности одновременно.
— Тшш... Тая, тшш... — тихо сказал он, рассматривая мое лицо. — Ты такая красивая... Не такая, как они все... Неправильная, не такая… И самая красивая. Во всем...
Склонился ко мне и завладел моими губами. Уверенно и нежно, страстно и горячо. Но не как тогда, на пляже... По-другому. Не обладание... хотя и оно тоже. Другое чувство. Искреннее, тонкое...
Жар пробежал по душе и телу, заставляя мир вокруг исчезнуть, оставить только уверенное, но нежное движение, когда он языком раздвигал мои губы, проникал им внутрь, и чувство невесомости, когда приподнял меня. Опорой остались лишь его руки — сильные, напряженные, они бродили от шеи до талии и зарывались в волосы с каким-то отчаянием.
Я хотела отстраниться, но губы сами ответили на поцелуй. И он стал долгим, глубоким. Время словно остановилось, растворилось в нашем неожиданном единении. Потом его губы стали настойчивее и медленнее при этом — он смаковал касание, длил его и не отпускал меня. Отстранись он хоть на мгновение, и я не сдержу стон, сама прильну сильнее, забыв, где я, с кем и почему...
И Альберт отстранился, скользнул губами мне на шею, сильнее запрокидывая мою голову, обжигая, заставляя желать, чтобы его губы оказались ниже, ближе к вырезу платья. А стон прорвался сквозь прерывистое дыхание. Я понимала, что, наверное, нам обоим уже не остановиться.
— Тая... маленькая моя... — услышала я хриплый шепот. От подхватил меня и посадил на уступ скалы, руками потянулся к завязкам на спине моего платья... Как же я хотела этого! Избавиться от одежды, которая вдруг показалась стягивающей, мешающей, ощутить его горячую кожу...
Завязки не устояли, похоже, Альберт умел обращаться с ними лучше меня. Он приподнял мое платье, твердые бедра оказались у меня между ног, его рука, обжигая скользнула по обнаженной груди, другая жадно легла на спину.