Полюбить Джоконду
Шрифт:
Мы проснулись одновременно. В окно скользнул последний закатный луч, и скоро комната погрузилась в сумерки. В прихожей беспардонно трезвонил телефон, потом где-то в недрах карманов и сумок запищали мобильные. Внешний мир был равнодушен к нашему растерянно-счастливому состоянию. Мы требовались всем сразу.
— И прямо сейчас! — Саша засмеялся. Пока он говорил по телефону, я выяснила, что холодильник пуст и нужно немедленно отправляться за продуктами и не забыть зайти в аптеку.
Саша предложил сходить в «Перекресток». Я согласилась, мне было все равно куда идти. По дороге
Дома перевязала Сашину руку, поспешно управилась с курицей и задалась вопросом, где лучше накрыть стол.
Мне так понравилось, как мы завтракали сегодня, но ужин — завершение нашего первого настоящего дня — должен конечно же быть праздничным. Лучше гостиная. И вот эти фарфоровые тарелки. Я ставила посуду на сервировочный столик, когда позвонили в дверь.
Из прихожей донеслись голоса, Сашин и незнакомый женский. «Не слишком ли много женщин вокруг него?» — мелькнула неприятная мысль, но, прислушавшись, я поняла: Леонарда.
— Я, дорогой мой, звоню тебе, звоню, а подходит какая-то женщина. Ты что же, кому-то отдал телефон? — Не дождавшись ответа, она продолжала: — А сегодня весь день вообще никто не отзывается. Я беспокоюсь, где ты пропадаешь… — Он снова промолчал, но она, не стесняясь, вещала дальше: — Выполняешь поручения этого отвратительного фонда?
— Да дело не в поручениях…
— Нет, друг мой! Ты меня не обманешь! Но я тебя не виню — ты это делаешь не по своей воле.
— Не по своей, — виновато согласился он, к моему все возрастающему недоумению.
— Я не осуждаю тебя! — царственно изрекла Леонарда. — Я желаю тебе только добра. Поэтому и приехала предупредить, несмотря на страшную занятость…
— О чем же ты хочешь предупредить?
— Не ходи в «Обелиск»…
Саша, должно быть, сделал протестующий жест, потому что Леонарда поспешно заговорила:
— Я прекрасно понимаю, что совсем ты не можешь бросить их. Но речь лишь о нескольких днях, буквально завтра-послезавтра!
— А что это изменит?
— Я же тебе сказала, что буду обращаться в профсоюз. И на днях эти обалдуи мне сообщили: получено приглашение на аудиенцию в астрале. «Обелиску» не миновать неприятностей!
— Ты уверена?
Даже через дверь я уловила в Сашином голосе озорные нотки.
— Как я могу быть уверенной в них? Они еще на аудиенции опозорятся, олухи эти. Не могут ничего толком — только бабки гони! А на наши денежки жируют — по курортам и ресторанам… Но мало что вдруг?.. Обещаешь не бывать в «Обелиске»?
— Да ты не беспокойся.
— Ради ребенка!
— Конечно-конечно!
— Вот и хорошо!.. Ты не представляешь, как ты меня успокоил! Скажи им, что ты заболел.
— Так и скажу.
— Ну все, я должна бежать. И пожалуйста, сообщи мне твой мобильный номер. Не могу же я каждый раз вот так…
— Хорошо, я пришлю его тебе.
Каблучки зацокали к лифту.
— Ну что наш ужин? — спросил, вернувшись на кухню, Саша.
— Ну что наш фонд? Ты, кажется, затеял какую-то ответную акцию, решил не оставаться в долгу? И теперь их ждет аудиенция в астрале?.. Ну-ка, признавайся! — веселилась я.
— Не смейся. — Он грустно махнул рукой. — Человек перестал понимать, что к чему, а я только масла подлил в огонь своими дурацкими шуточками.
— Какими шуточками?
— Да вот зачем-то сказал ей, что «Обелиск» — современная инквизиция.
— Зачем ей вообще об «Обелиске» рассказывать?
— Ну, думал об этом. Помнишь, когда из Альп вернулись? Время было тревожное. И тут она приехала, завела какие-то нескончаемые разговоры. Я и в мыслях ничего такого не имел — само собой получилось.
— А что это такое — профсоюз?
— Наверное, профессиональное объединение ведьм, колдунов, магов — кого еще?
— И теперь вся эта нечисть ополчится на «Обелиск»?
— Какая там нечисть?! Несчастные люди.
— Если ты… сомневаешься в Леонарде, то почему же оставил с ней сына? Как ему с ней живется? — не удержавшись, спросила я.
— Я долго думал. Но тут, кажется, ничего не поделаешь. Мальчика она не отдаст.
Самые грустные мысли — о детях. Я моментально вспоминаю свою Ленку, хрупкую, сероглазую, с русыми локонами, уже взрослую, но еще маленькую. Завтра мы с ней обо всем поговорим… Потом, уже привычно, думаю об «Обелиске». Теперь он существует в новом обрамлении — колдовской профсоюз, Леонарда.
Состояние мира вокруг нас — война всех против всех, мир лежит в войне. Просто неприлично быть счастливыми в таком мире. Но — мы вместе, пьем в гостиной французское вино… и кажется, ничто не омрачает нашего счастья. Или это затишье перед бурей? Короткая передышка?
— Долгая передышка. На всю жизнь. — Саша пытается успокоить меня, но мне кажется, ему тоже тревожно.
— А если позвонит Карташов?..
— Отправишь. Ты ничего ему не должна.
— Еще знаешь что?.. — Так непривычно чувствовать себя слабой, так хорошо, что рядом человек, готовый броситься на бой с твоими проблемами. — Меня немного страшит развод. Судьба Елены, раздел имущества…
— Ерунда! Наймем адвоката. Все уладится без твоего присутствия.
Я тихо говорила, уткнувшись в Сашино плечо. Ревизировала прошлое и осмысляла будущее. Из полумрака нашей гостиной будущее представлялось ослепительно прекрасным. Я снова буду работать доктором (надо только подтвердить диплом и пройти стажировку), Ленка поселится вместе с нами, летом мы поедем на озера в Финляндию. Пригласим Ольгу с Макаром, для смеха — Губанова. На озерах безлюдье и белые ночи. А в Москве вечные сумерки или и вовсе полярная тьма. Но очень хорошо будет и в Москве. Спешить домой дождливым осенним вечером, зная, что дома Саша. Или самой ждать его возвращения, прислушиваться к звукам на лестнице, к шуму лифта, к звону ключей за дверью. И дождаться, и остаться вдвоем…