Полюс холода
Шрифт:
Чем ближе охотник подходил к жилью, тем тревожнее становилось на сердце.
Четверть века назад он привел в Голубую долину двух командиров Красной гвардии, спасающихся от банды белых. Здесь же он спрятал железный ящик.
А что, если человек, который живет в Голубой долине, нашел ящик? Кун забеспокоился и ускорил шаг. Кун припомнил, как после ухода бородатого командира он закопал ящик возле могилы. А могила священна, никто не смеет ее трогать. Эта мысль успокоила старого охотника.
Заимка была рядом. Кто же в ней живет — друг или недруг? Но кто бы ни был, а по таежным обычаям обязан принять человека, много дней прошагавшего в горах. Кун подошел к воротам, снял лыжи и ударил кулаком по доскам. Во дворе залаяли собаки.
Голубая долина представляла собой огромное корыто на середине хребта с высокими отвесными стенами. В августе, когда поспевала голубика, долина покрывалась голубым ковром. Отсюда название ее — Голубая.
Десять лет назад Ошлыков жил там, где сейчас стоит заготпункт. Соседство, по-видимому, не устраивало Старовера. В середине лета, распродав свое имущество, он ушел в горы. Где и как он обосновался — мало кого интересовало. С местными властями Ошлыков жил дружно, налоги платил аккуратно, пушнины добывал много. В первые годы пытались было уговорить его вступить в колхоз, но потом махнули рукой: старовер, дескать, пускай живет по своим обычаям.
За десять лет Ошлыков обзавелся крепким хозяйством. Строиться ему помогли алданские старообрядцы. Они каждое лето навещали долину и трудились до зимы. У Ошлыкова появился домашний скот, олени и злые собаки, которых на ночь спускали с цепей.
Семья Старовера состояла из трех человек: самого хозяина, его жены и дочери Ирины. Женился Ошлыков второй раз на дочери богатого алданского старовера. Ульяна была робка и боялась мужа. С Ириной она жила мирно, и все свободное время они проводили вместе. Ульяна рассказывала об Алдане, Ирина вспоминала о своих поездках в Комкур, с увлечением пересказывала содержание кинокартин. Но она смотрела их мало, поэтому одно и то же повторяла по нескольку раз.
Ежегодно в конце марта Ошлыков уезжал на Алдан и гостил там месяца полтора, оставляя хозяйство кому-нибудь из приезжих знакомых старообрядцев. Ирина всегда радовалась отъезду отца: она чувствовала себя свободнее, работала меньше и не ощущала его тяжелого взгляда.
Ошлыков не разрешал Ирине уезжать из дому. А ей так нравилось бывать среди людей, хоть на минуту забыть о тяжелой домашней работе, отвлечься от скучной, однообразной жизни. Когда была жива мать, Ирина чувствовала себя не так одиноко и работала меньше, чем сейчас. Мать ее любила и советовала идти жить в мир. С отцом они часто ругались, но маленькая Ирина не понимала причин ссор. Повзрослев, узнала: мать выдали замуж за отца против воли, она тосковала и постепенно чахла, запертая в четырех стенах старообрядческого дома, затерявшегося в глухомани, вдали от проезжих дорог.
Нынче Ирина с особым нетерпением ждала весны и уже в середине февраля начала считать оставшиеся до отъезда родителей дни. Она была оживленнее, чем обычно. Блеск в ее глазах не мог потушить и суровый взгляд отца. Девушка мечтала о том, как она поедет в Комкур, погостит у Нади, привезет интересные книги, а может, и увидит Николая. Думая о нем, она вспоминала последнюю встречу в тайге, и сердце ее радостно билось.
Однажды под вечер на заимку приехали гости — старообрядцы с Алдана. Самого хозяина дома не было: с утра он уехал в оленье стадо. Приняла гостей Ульяна, пригласила к столу. Но те отказались, заявив, что подождут хозяина. Держали они себя важно, с достоинством. «Не иначе, как на смотрины приехали», — решила Ульяна.
Ошлыков вернулся, когда уже стемнело. Гостям он обрадовался. На столе появились бутылки, закуска. И скоро пир пошел горой. Ирина по приказанию отца надела лучшее платье и ухаживала за гостями. С нее не сводил глаз бородатый старообрядец. Ирина чувствовала этот липкий взгляд и ходила, как скованная.
В самый разгар пира отчаянно залаяли собаки и раздался стук в ворота. Голоса в доме приумолкли. Стук повторился. Ошлыков, чуть захмелевший, поднялся из-за стола и, надев шапку, тяжелой походкой вышел во двор.
Появление Куна на заимке не на шутку встревожило Ошлыкова. Встреча удивила и старого охотника, хотя внешне он не выдал своих чувств. Войдя в дом, он, не торопясь, снял с плеча вещевой мешок, повесил на гвоздик ружье и только после этого поздоровался с хозяином.
— Ай, Кузя, ай, Кузя, хорошо живешь! Богато живешь! — проговорил Кун, пожимая руку Ошлыкову и заглядывая ему в глаза. Но тот был сумрачен и, пробормотав что-то невнятное, ушел во вторую половину дома, потом вернулся.
— Пойдем, старина Кун, будешь гостем, — сказал он, распахивая дверь и пропуская вперед охотника.
Гуляли допоздна. Сначала гости косились на пришельца, но потом словно забыли о нем и еще энергичнее налегли на напитки, в которых не было недостатка. Кун сидел за отдельным столиком. Напротив него расположился Ошлыков. Он усиленно подливал старику.
— Скажи-ка, друг Кун, как ты попал в Голубую долину?
— Ходил, ходил и пришел…
— Кто тебе тоннель показал, друг Кун?
Подвыпив, Кун любил немножко прихвастнуть. Вот и сейчас, показывая на свою грудь, говорил:
— Моя все знай, Кузя, все! Голубая долина моя командира прятал, командира хоронил. Там, — показал охотник рукой на окно, — командир спи. Кун смотреть хочет, как он спи.
— Кроме тебя, еще кто-нибудь знает о Голубой долине? — допытывался Ошлыков.
— Один Кун знай, зачем другие знай?
Ошлыков облегченно вздохнул и налил собеседнику спирту.
— Пей, Кун!
— Кузя хороший, Кузя не говори про медведя. Кун спасибо говори Кузе.
— Давай выпьем за дружбу, — предложил Ошлыков. Он чокнулся и выпил. Запив квасом, сказал: — Сколько лет прошло, как я спас тебя от медведя, а тайну не выдал! Ни один охотник не знает, как ты лежал под медведем. Вот какой я человек, Кун.
— Ай, Кузя, ай, Кузя! Хороший человек.
— А Кун будет хорошим?
— Будет Кун хорошим.
— Дай мне слово, что ты никому не скажешь о Голубой долине.
— Кун дает слово Кузе. Тайна остается тут, — зверобой приложил руку к своему сердцу.
— Помни же, Кун! Я тебе верю, — сверля глазами Куна, сказал Ошлыков.
Старый охотник уехал с заимки через три дня. Ошлыков проводил его до тоннеля. Он был уверен, что Кун никому не скажет о Голубой долине. Слово и дружба охотников ценились высоко. Уехали и гости с Алдана. Когда дом опустел, Ошлыков сказал дочери: