Полюса притяжения
Шрифт:
Но у Яны, конечно же, нет на это никакого права. Больше нет.
— Ну и? Когда ты собиралась мне рассказать?
Один его голос, жесткий и незнакомый, пугает и глубоко ранит ее.
— Раг… — сипит, отчаянно пытаясь найти слова, которые способны оправдать ложь.
Сердце безумно ухает в груди. Сознание заполняют бесполезные мысли.
«Ты же стал моим первым мужчиной…»
«Тебе я открылась душой и телом, тебе доверяла…»
«Я люблю тебя…»
«Я люблю тебя больше жизни!»
— Собиралась,
Видит, как ее красивые розовые губы искажает непонятная нервная эмоция, отдаленно напоминающая улыбку, и на мгновение плывет от своих собственных эмоций. От силы внутренних ощущений шатает внешние железные доспехи. Прицельно рубит уязвимые органы дробью. Опаляет кожу.
Он пытается взять все это под контроль. Но, вот парадокс, не получается обуздать собственное тело. Оказывается, больно бывает не только от физической боли. Дожил до двадцати восьми, чтобы это узнать.
Рагнарин привык быть центром управления. От принятых им решений исходят обширные ветки последствий. Он — ядро. Руководящая сила. С Янкой ведь все так же случилось. Он был центром ее вселенной. Казалось, с момента их первой встречи даже ее сердце билось исключительно для него. Вчера понял, что только казалось.
— Говори уже. Отвечай, — голос уверенно и спокойно разрезает тишину, не выдавая того, что внутри него рвутся все струны.
На миг прикрывая веки, девушка шумно переводит дыхание.
Открывая, не смотрит ему в лицо, направляя взгляд в сторону. Рассеянно взбивает пышные волнистые волосы. Хватая пальцами ворот свитера, судорожно оттягивает — это неосознанное движение Денис подмечал у нее и раньше. Так делает Шахина, когда сильно нервничает.
— Я не могла тебе сказать. Не могла! Ты бы не стал меня даже слушать.
Со звуками ее голоса Рагнарина накрывает новой огненной волной противоречивых и очень сильных эмоций.
— Я говорил не делать за меня выводы?
— Говорил.
— И?
— Не получилось.
Качая головой, он едко усмехается.
— Янка…
Этот его выдох, отдаленно напоминающий то, что между ними было раньше, придает ей сил и смелости.
— Прости меня, Денис. Пожалуйста, прости, — горячо шепчет, глядя ему в глаза, но не решаясь сдвинуться с места, чтобы приблизиться.
Его лицо каменеет. Стираются какие-либо эмоции. Он вроде остается уравновешенным, но на самом деле его лицо не выражает никаких чувств. Даже спокойствия там в действительности нет. Ничего нет.
— За что мне прощать тебя, Яна? Зачем ты снова извиняешься? Это твоя жизнь. И твой сознательный выбор. Извинения не перекрывают поступков. Запомни уже это, наконец.
Паника внутри Шахиной разрастается. Ей словно дают отсечку времени, в которую она должна вложиться. Звучит гонг, и она начинает, переходя в отчаянную атаку.
— Нет, не мой. Это не мой чертов выбор! Даже на расстоянии в две тысячи километров я постоянно, круглые сутки ощущала колоссальное давление со стороны семьи. Они звонили мне по времени! Они пытались контролировать каждый мой шаг! Этим контролем они вынуждали меня врать тебе, врать им… Врать самой себе! Потому что я верила, что, несмотря ни на что, все у нас получится. Что ты поймешь меня, если успеешь полюбить.
Когда губы девушки приоткрываются, выпуская обреченный болезненный выдох, по спине Рагнарина сбегает ледяной озноб.
— Как же ты собиралась все это распутывать, Яна? Подумай, хотя бы теперь. На что ты рассчитывала, а?
Громко сглатывая, она опускает взгляд в пол.
— Я собиралась за тебя замуж, — проговаривает едва слышным шепотом. — Думала, если ты предложишь, и мы поженимся, родители уже ничего не смогут сделать. Я… — вздыхает потерянно. — Я просто дура.
— Нет, не дура. Но крайне наивная.
Когда сознание распиливают новые болезненные мысли, к горлу девушки подступает тошнота.
«Что это значит?»
«Он никогда не собирался на мне жениться?»
Стыд затапливает.
Кажется, шелохнись она чуть резче, качни только воздух, щеки попросту загорятся, настолько раскаляется кожа.
— Такие дела не решаются подобным путем, Яна.
Она кивает, все так же не поднимая взгляда. Просто смиряется с действительностью. По крайней мере, пытается.
— Я понимаю.
— Что ты понимаешь?
— Что абсолютно все сделала неправильно.
— Тогда не стоит нам затягивать этот разговор. Тебя, вероятно, уже ждут дома.
Вскидывая на Рагнарина горящие глаза, выпаливает быстрее, чем способна осмыслить сказанное:
— Значит, это конец? Все?
От этого вопроса и его тело напрягается. Каменеет, превращаясь в ледяную глыбу. Нутро рвет бульдожьим хрипом. Нетрудно понять смысл этого натужного рева. Ему больно.
— Взгляни на ситуацию с моей стороны, Яна. Я думал, ты настоящая. А ты врала. И то, что на обе стороны — только отягощает. Пытаясь усидеть на двух стульях одновременно, ты играла для всех разные роли. Где ты настоящая, Янка? Где? Нет тебя.
Отводит взгляд. Не мигая, смотрит в окно, давая себе время успокоиться. На улице второй день щедро сеет снег. Наметает сугробы, скрадывая мрачную городскую серость.
Руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Глаза расширяются, в попытках зафиксировать способность визуального восприятия. Зубы яростно впиваются во внутреннюю слизистую губ. Ноздри жестко раздуваются, втягивая кислород, которого, по какой-то долбаной причине, становится катастрофически мало.
Его, вероятно, сжигает безнадежное и дикое чувство, выпускать которое он теперь не имеет права.