Ползущие по ветру
Шрифт:
Наталка нажала на кнопку звонка. Открыл взлохмаченный Федька:
– Ты чего?
Наталка честно обо всем рассказала и закончила:
– Спаси, Федя, заплати за меня. В награду – я твоя. Я девушка.
Парень долго молчал, наконец решился:
– Раздевайся…
После ужаса, что испытала девчонка, Федька вкрадчиво прошептал на ухо:
– Почаще приходи. Половину долга за это погашу, а за остальное – принесешь деньги.
Наталка безропотно покинула новоявленного хозяина. Она попала в клетку. И выхода не находила.
Когда мать сообщила о поездке
– Я с удовольствием рвану к бабуле, но ты никому не говори, где я проведу лето.
Сердце матери заныло, она почувствовала, что дочь вляпалась в грязную историю. В школе, куда ее вызвали, ничего хорошего не услышала. Учителя лишь разводили руками:
– Надежда только на вас, родители. Может, перебесится, успокоится. Поживем-увидим.
Перед отъездом напрямую спросила:
– Ты что еще натворила, Тата?
– Не твоего ума дела, – резко ответила дочь.
Ксения прекрасно понимала, что лакмусовая бумажка в их семье – муж. Но о разводе не могло быть и речи. У них маленький ребенок, разведутся – Ксения двоих не потянет. Да и дочь теперь вряд ли скоро одумается. Душа у нее почернела, разум исчез. Можно надеяться только на чудо.
Иван тоже мучился. Не выдержал, осторожно сказал жене:
– Может, мне уйти на время?
Ксения погладила Ивана по голове:
– Нет, это не выход. Будем бороться за дочь вместе. Если надо – обратимся к психотерапевту. Знай: я тебя люблю. И больше не озвучивай подобных мыслей.
Деревня находилась в сотне километрах от города. На машине добрались за пару часов. Татьяна Сидоровна истопила русскую печь. Гостей ждал наваристый борщ, оладьи с медом, главное – баня с душистым веником. Григорий Владимирович сбегал в магазин, принес для взрослых бутылку водки, а внучке купил шоколад «Аленка», который та очень любила с детства.
Здесь, в деревне, Иван и Ксения размякли, рядом был сын, дурные мысли улетучились. Даже Наталка пару раз улыбнулась и не произнесла ни одного бранного слова.
Утром Иван наколол тестю дров, помог починить забор, и он с семьей укатил домой. Натке, которая осталась в деревне, выделили отдельную комнату, разложили по стопкам одежду и учебники. Увидев книги, Ната мрачно прошептала:
– Учиться не буду, в город не поеду.
Взрослые приуныли. Случай исключительный. Внучка ощетинилась мощными колючками.
– Что скажешь, Гриша?
Дед мучительно подыскивал ответ и вдруг в его голове промелькнул и вспомнился страшный эпизод из детства. Подобное явление он встречал, вернее, слышал о нем от родных. Бабка Григория, Прасковья, как и Натка, в детстве слыла доброй, смешливой и даже ласковой девочкой. В избе у них проживала собачка Жучка. Прасковья без ума любила это животное. Она лично кормила ее, мыла, расчесывала голову и спину. Дошло до того, что они стали вместе спать.
Трагедия случилась в тот момент, когда по улице проезжала колонна грузовиков, которые прибыли на уборочную страду в колхоз. Жучка гуляла во дворе, носилась за курочками. Одна из них кинулась со двора, и Жучка – за ней. Курочка упорхнула в сторону, а собачка по инерции
Прасковья, узнав о происшествии с любимицей, потеряла от горя разум. Она целовала собачку в мордочку, говорила ласковые слова, укутывала в одеяло, орошала ее слезами. Местный фельдшер, осмотрев животину, вынес вердикт:
– Не выживет. В страшных мучениях помрет. Уничтожьте собаку.
Отец Прасковьи вынес Жучку за околицу и пристрелил. Девочка, узнав об этом, сама превратилась в дикое животное: она кинулась на отца, покусала его, дико вопила:
– Я вас изничтожу!
И затихла. Девчонка потеряла аппетит, ругалась на родителей, забросила подруг и целыми днями валялась на печи. Родители обращались к знахарке, та давала отвары, но девчонка варево выплескивала и материлась.
В доме поселился ужас. Как-то ночью в тишине раздался выстрел. Дикий крик вырвался из спальни отца. Прасковья опустила ружье и со злорадством наблюдала, как в крови метался по избе ее родитель. Прибежавшие родственники вышибли у девочки ружье, мать перевязала мужу рану. Старший брат кинулся за фельдшером. Тот приказал отцу выпить бутылку самогона. Когда родитель затих, выковырял из ноги дробинки, обработал глубокие раны и посоветовал:
– К властям не обращайтесь. Упекут девчонку в острог. Но найдите для ее души лекарство.
Знахарка, узнав о происшествии, посоветовала поискать в округе собачку, похожую на Жучку, и подарить дочери. Они так и сделали. Через месяц нашли то, что им было нужно – почти копию Жучки. Едва Прасковья увидела щенка, зарыдала, бросилась к живому комочку, и снова ей стало уютно. Она в сотый раз просила у отца прощения, и тот благодушно отвечал:
– Кто старое помянет, тому глаз вон. Жучка прожила почти пятнадцать лет, и взрослая Прасковья без мучений приняла уход из жизни любимицы.
…Выслушав мужа, Татьяна Сидоровна вздохнула:
– Так ведь отца Татки не вернуть.
Григорий Владимирович слабо возразил:
– Мы пойдем другим путем. Долгим, но, думаю, верным.
– Проясни.
– Натку переведем в нашу школу. Родители пусть почаще приезжают. Обида и злость в ней поутихнут. Она со временем примет как Ивана, так и братика.
Натка училась в сельской школе. Она давно не получала отличных оценок, тянулась в хвосте одноклассников, ни с кем не дружила. Местные ребятишки решили подшутить над гордой девчонкой: в стул вбили гвоздь, правда, шляпкой вверх.
Натка почувствовала боль, но стерпела. Хихиканье прокатилось по классу. Особенно злорадствовал Петька, любимчик педагогов, сын главы местного поселения. Раздался звонок на перерыв, учитель вышел из класса. Наталка подозвала к себе, как ей казалось, главного обидчика. Петька вальяжно хлопнул девушку по плечу:
– И что прикажете?
Наткина рука ухватила за волосы голову парня, со злостью ударила его несколько раз лицом по столу, вдобавок влепила коленом под пах. Петька охнул, схватился за окровавленное лицо, завыл, словно волчонок.