Ползущие
Шрифт:
Дети вопили, и Вейлон крикнул:
– Это монстры! Они превращают нас в тварей, они уже не люди! Бегите!
Его голос отдавался эхом, заглушал другие крики, а он все лез, спотыкаясь, вверх.
И вдруг он услышал, как множество голосов повторяют нечто вроде литании, что-то насчет ночного протокола: Ночной протокол, ночной протокол, и внезапно десятки пар маленьких огоньков с длинным узким лучом зажглись в зале. Это были крепко связанные попарно огни с очень узким лучом, похожие на свет миниатюрных фар, а по форме напоминающие…
Глаза.
Глаза взрослых в зале излучали свет. Их глаза светились, но не как у кошек, а как фары или спаренные лазеры.
Дети плакали.
Они увидели, как засветились в темноте глаза их родителей красно-зеленым светом. Увидели, как эти безжалостные лучи шныряют по залу, устраивая пугающую иллюминацию. Увидели, как их мамы и папы встали на четвереньки, как их руки удлинились металлическими штырями, которые выдвинулись из кистей, как родители стали карабкаться по трибунам, цепляясь за них пальцами со слишком большим количеством фаланг. Родители передвигались по залу, как пантеры, прыгали на десять футов и приземлялись на четвереньки. Мамы и папы превратились в шипящих тварей, то ли людей, то ли собак, которые отбрасывали детей в сторону и кидались на них, делая неестественные, из стороны в сторону, движения челюстями, когда подростки и младшие дети побежали к дверям.
Вейлон с облегчением увидел, что многим детям удалось убежать через дверь. Стараясь их остановить, обезумевшие родители отвлеклись от Вейлона. Но некоторые двинулись следом за ним. Жуткое это было зрелище. Ползучие твари в темноте, разреженной лишь отраженным мерцанием парных лучей и светом собственных двойных фар, пресмыкающиеся создания в домашних платьях, почтовой униформе, деловых костюмах гнались за Вейлоном по остановившимся наконец трибунам. Он метался то вперед, то назад, пытаясь ускользнуть от них, то прижимался к стене, то отскакивал, стремясь добраться до потолка.
На самом верхнем ряду трибун он остановился, чтобы перевести дух, и посмотрел вниз.
В свете лучей из их глаз, которые пересекались, как рапиры, он разглядел многих. Увидел, как к нему лезет мистер Соренсон. И бледный толстый Рональд с месивом вместо лица. И мистер Воксбери с учительским свистком на шее. И миссис Симмонс, учительница английского языка, которая оторвала подол у своего длинного платья, чтобы было легче ползти наверх. Ее жирные ноги выглядели теперь как поршни. И лысый мужик с пивным брюшком в гавайской рубашке не по сезону, служивший управляющим в доме, где они с мамой жили. Тот самый мужик, которого Вейлон подозревал, что он пристает к маме, теперь скалился на него, приближаясь и рывком перескакивая сразу четыре ряда скамеек.
И Вейлон заорал:
– Нет, сукины дети! Нет, мать вашу!
И побежал по верхнему ряду, едва различая его в случайных лучах из глаз чудовищ и в слабом мерцании высокого окна. Вейлон был у самого потолка, добежал до конца скамейки, теперь до полу было почти два этажа – высоко падать, но он прыгнул. Поймал руками наклонный кронштейн баскетбольного щита и стал раскачиваться параллельно балке. Эти щиты с кольцами убирались наверх во время игр; их опускали, когда в бросках практиковались девочки. Сейчас они находились рядом с краем трибун.
Вейлон висел, понимая, что они могут прыгать лучше, чем он, потом раскачался сильнее, перелетел на второй кронштейн, который поддерживал щит, и закинул на него ногу.
Но кто-то из взрослых нажал на выключатель,
Он прополз по распорке между кронштейнами, чуть не упал от толчка, когда щит, наконец, остановился, спустился немного вниз, добрался до металлической балки, подтянулся и забрался на нее, слыша, как эти лезут на один из кронштейнов у него за спиной. Он прополз по балке, боясь даже взглянуть вниз, добрался до стены, перелез с балки на раму окна едва-едва приоткрытого для вентиляции, так что проникнуть в него мог только самый худенький человек, да и то изрядно постаравшись. Вейлон лез, обдирая на боках кожу, наконец вывалился на крышу соседнего здания, которая была ниже футов на десять, и шлепнулся на смолистую поверхность. Побежал под дождем, пахнущим влагой, ночью, гудроном и дымом из домов вокруг школы. Бежал к дальнему концу крыши, где был водосток, и поле, и лес, и тропинки, и горный хребет, и все, что было за хребтом.
А среди холмов – городской резервуар с водой.
18.
13 декабря, ночь
Луна усохла до узенького серпа; казалось, она пожертвовала весь свой блеск фосфоресцирующему сиянию белых гребней над волнами Залива.
– Лэси, – тихонько произнес Берт. Ему хотелось показать ей спящих чаек, показать, как забавно они прятали клюв под крыло, как плотно уселись на занесенном песком бревне, устроившись на ночь.
Но она, всматриваясь в темноту Залива, вдруг сказала:
– Надо уезжать из города. Я искала Адэр и Кола, чтобы забрать с собой. Я просто не могу их оставить. Но так и не нашла.
Берт кивнул. Вернувшись домой, он нашел под дверью записку. Обычно она оставляла ему сообщение на автоответчике.
– Ты узнала что-нибудь еще?
– Узнала, но ничего не поняла. Однако достаточно, чтобы сказать: надо уезжать. Мы должны найти моих племянницу и племянника и потом уехать. Я пыталась послать ту маленькую штучку одному старому другу из Калифорнийского политеха, она так до него и не дошла. А еще я хотела купить к рождеству сережки для Адэр. В Старом городе. Дверь была открыта. Все витрины пусты. Потом я поговорила с хозяйкой. Она рассказала, что у нее забрали много драгоценностей. – И Лэси рассказала Берту конец истории с женщиной из ювелирного магазина.
– Очень странно. Ты сообщила в полицию?
– Сходила туда и… Ты помнишь мэра? Ты сам меня с ним знакомил. Он был там, сидел за стойкой вместо копа. И вместо той женщины, которая там обычно работала.
– Мэр?
– Угу. У меня было странное чувство. Из-за него. Я просто не смогла ему ничего рассказать. Просто ушла, и все. И попробовала найти Адэр. А потом подумала о тебе.
Разглядывая какую-то блестящую штуку на пляже, он вздохнул. Прошлым вечером они съели обед, который она для него приготовила, выпили бутылку вина, оба чуть-чуть опьянели и… стали целоваться. Потом занялись любовью, она была с ним очень терпелива, пока он не сумел прорваться сквозь все ее защитные редуты, и тогда она его приняла. Утром она уехала, пока он еще спал. И оставила записку, что отправилась за покупками, что увидится с ним позже. И спасибо за прекрасный вечер.