Помещица Бедная Лиза

Шах Ольга

Комната, в которую я зашла, как раз соответствовала тем описаниям девичьих светелок из романов девятнадцатого века. Не слишком большая, освещённая двумя керосиновыми лампами, у одной стены неширокая, но пышная кровать, с кучей подушек и подушечек под кружевной накидкой, покрытая пёстрым лоскутным покрывалом. Коврик из меховой шкуры на полу возле кровати. Рядышком маленькая тумбочка. У противоположной стены - несколько деревянных сундуков, обитых металлическими узорчатыми пластинами. Надо полагать, это аналог шифоньера. Рядом небольшой туалетный столик с овальным зеркалом в раме с завитушками. На столике стояло пара резных шкатулок, рядом лежали гребни, ленты, ещё какая-то девичья мелочь. Невысокий узкий шкафчик, на верхних полках несколько книжек,

внизу стоят баночки с красками, в высоком узком стакане - кисти для живописи. Рядом со шкафом - письменный столик, тоже узкий. У окна, занавешенного кружевной занавеской и дополнительно украшенным морозными узорами, стоял мольберт с холстом, закрытым тряпицей. Все это я разглядывала, сидя на вычурном, с гнутыми ножками и спинкой стульчике. Шубку у меня приняла все та же пожилая женщина, ахая и разглядывая мех, гладя морщинистой ладонью подклад. Я просто сидела молча, ожидая невесть чего. Может, того, что закончится вся эта суета? Наконец, из комнаты вышли все, ванну стыдливо закрыв ширмочкой с разрисованными бумажными стенками. Китайская, что ль? Я устало поднялась со стула, решив раздеться. Фиодор таинственно сверкал глазами из-под кровати. Он благоразумно убрался туда сразу, как зашли в комнату, радея о целостности своего хвоста. Только я наклонилась, чтобы снять ботинки, как вошла давешняя старушка с большой простыню в руках. Увидев, что я хочу снять обувь, бросила ее на кровать, шустро подкатилась ко мне и начала помогать мне. Но мне это было настолько дико, что я испуганно начала отталкивать ее, неловко бормоча.

– Нет, нет, не надо! Я и сама не инвалид, разуться смогу.

Бабка вытаращилась на меня.

– Ить говорила я батюшке твоему, что ни к чему барышне все эти институтья! Нешто чему хорошему там научат? А писать - читать и дома научилась, шить - вышивать умеет. Что ещё барышне надо? Теперь вот к старой няньке Семенишне, как к чужой, словечка не сказала даже!

Я немного смутилась, и впрямь, ведь они приняли меня за другую Лизу.

– Прости, Семенишна, все сразу свалилось на меня, смерть папеньки, дальняя дорога… устала, замёрзла. Завтра будет лучше, правда! А сегодня помыться бы и спать. Если есть чего, то и поела бы.

Семенишна засуетилась, то убирая мою обувь, то помогая мне снимать платье, попутно удивляясь столичным модам. Это она колготки с бюстгальтером увидала. Хорошо, трусы под плотными колготками не видно, а то получила бы старушка нравственный шок. Быстро стащила белье, достала из чемодана пижаму и халат, флакон с шампунем. Бабка уже не охала, только искоса поглядывала.

– Ишь, как схудала-то в столицах энтих! Кожа да кости! Правда, шибко справной ты сроду не была, да только сейчас совсем, аж нос заострился! Так-то надо бы мыльню затопить, да к ночи и зимой, когда ж ее натопишь... Но ничо, вот истопим потом баньку, да попарю тебя веничком, вся худоба и хворость и уйдет!

Наговаривала нянька, помогая мне промывать волосы. От кирпичной стены, возле которой стояла ванна (явно, это была печь, выходящая одним боком в девичью комнату) шло умиротворяющее тепло, горячая вода расслабляла мышцы и меня потихоньку начало отпускать нервное напряжение. Сразу потянуло в сон. Но тут вылез Фиодор и тихонько подкрался ко мне.

– Лиз, а я бы поел чего... да и погулял бы, а то сил уж терпеть нет. В дороге холодно, да и сугробы везде одни.

Вошедшая в комнату на последнем слове кота Семенишна взвизгнула.

– Ой, лишенько! Это что же тут такое?

– Где?
– я деланно удивилась - знакомься, Семенишна, это мой кот Фиодор, просто он такой крупный вырос. Я его в прошлом году масеньким котёнком подобрала, он в привратницкой в институте жил, я его кормила, домой поехала, его с собой забрала. И никто тут не говорил, это у меня в животе от голода урчит. У Фиодора, кстати, тоже. Ему бы ещё погулять маленько. И жить он будет у меня в комнате, никаких сараев и конюшен!

Я быстро вытерлась мягкой простыней, натянула пижаму и халат, на ноги какие-то меховые

чувяки, принесенные нянькой. Эх, с пьяных глаз даже не вспомнила про свои тапочки с помпонами!

Семенишна суетилась возле столика, ставя тарелки со снедью. Сказала виновато.

– Ты уж прости, Лизонька, самовар-то мы вздули, а печь не стали, поздно шибко. Чай горячий, а вот мясо холодное. Ну да с чаем горячим да хлебушком мягким можно есть… а котик, может, сливочек попьет? А то и рыбка и мясо, шибко мерзлые сейчас, не угрызет ведь!

Я не стала говорить старушке, что этот наглый Котофей никогда не ел сырого мяса и рыбы, только отварное. От обилия блюд на столе у меня глаза разбежались, и голодная слюна чуть не закапала на тарелки. Пузатый чайничек со свежезаваренным душистым чаем, плошка с медом, плошка с вареньем, тарелочка с творогом со сметаной, изрядный кусок холодного отварного мяса, блюдо с порезанным на ломти мягким караваем... Видно, не слишком бедствовали в поместье. Нянька вышла, чтобы не мешать барышне трапезничать, и мы с Федькой приступили к ужину. Не успела я и один кусочек мяса с хлебом доесть, как кот в мгновение ока вылакал сливки из своей миски и потребовал.

– Мяса дай! И творожку со сметаной оставь!

– А ты не лопнешь, обжора?

Фиодор насупился.

– Я крупный кот! Мне еды больше надо! И вообще, в кои-то веки достались натуральные продукты, экологически чистые, а ты тут же жмотничаешь!

Я грустно усмехнулась.

– Ты теперь до конца жизни будешь питаться натуральными продуктами, нет здесь красителей - ароматизаторов - стабилизаторов.

Кот пробурчал, на секунду оторвавшись от мяса.
– Только если ты их не придумаешь! И не испоганишь этот мир химией!

– Почему я их должна придумать?
– тупо удивилась я, запивая ужин, горячим чаем с вареньем вприкуску. Моим любимым, вишнёвым.

– Как почему? Тебе что нотариус сказал? Денег у тебя мало, значит, на чем-то поместье должно зарабатывать? Ты же книги про попаданок читала? Ещё восхищалась, как они ловко все организуют и меня мучила, читала мне вслух эту белиберду. Только ты - то у нас сама ничего не умеешь! Только работала в сельхозпродукте! Вот, вспоминай, да думай, что делать будешь. Ты разговор не уводи, вот в мисочку тврожку со сметанкой положить не забудь!

Лениво переругиваясь, мы закончили ужинать, я переползла в кровать. Федька ушел на прогулку, потом явился, помыл лапы и забрался ко мне в постель, потолкался немного, выигрывая себе пространства побольше, и мы дружно засопели до утра. Уже в полудрёме, я подумала.

– Как говорила бабушка - будет день, будет пища! Подумаю об этом завтра!

Утром, в полудрёме, никак не могла сообразить, где я и что вокруг происходит. Наконец, стали выделяться отдельные звуки в определенные действия. Тихие голоса, доносящиеся как бы издалека - это слуги на первом этаже ходят, занимаются своими делами. Тихий стук чего-то упавшего деревянного неподалеку от моей комнаты и тихое звяканье - истопник затапливает печь в коридоре, уронил полено. От печи потянуло теплом, и стылый воздух в комнате постепенно стал нагреваться. Жидкий утренний свет проявлялся через затянутое морозом окно. Под одеялом тепло, да и Фиодор греет спину, что твой калорифер. И так от всего этого стало уютно, так безмятежно и спокойно на душе, что невольно подумалось.
– "А может, это и есть то место, где хорошо моей душе, где и должна быть моя жизнь? Может, при рождении мироздание чего-то перепутало и отправило меня не туда? "

Ну да ладно, с этим мирозданием, я сейчас здесь и буду сама строить свою жизнь, без бабушкиных направлений, желаний... буду делать так, как сама решу и то, что должна! На этой позитивной ноте я решительно откинула одеяло и села на кровати, опустив босые ноги на коврик у кровати. Брр… всё-таки ещё холодновато. Где там мой любимый тепленький халат до пола? Как раз по эпохе! Натянув халат поверх пижамы, и сунув ноги в чувяки, я направилась к двери. На кровати недовольно завозился Федька, сонно пробормотав.