Помилованные бедой
Шрифт:
Но потом он понял, что она и дома постоянно думает о работе. Ксения и не скрывала. Она жила и дышала своими операциями.
— Дети? Да куда их теперь заводить? Опоздали мы с ними безнадежно. Глянь, обоим скоро по сорок. Кто рожает в таком возрасте? Поднять уже не успеем на ноги. А легка ли сиротская доля? — отмахнулась баба.
— Тогда скажи, зачем выходила замуж?
— Любила тебя…
— Только тогда? Теперь уже нет?
— Ну почему? И сейчас… Но я думала, что ты иным будешь. Решительным, более волевым. Пробивным человеком станешь и займешь свое место под солнцем. А
— Чудачка ты, Ксюшка! Думаешь, если человек имеет бабки, уже собой что-то представляет?
— Конечно! В наше время без денег только дураки остаются.
— Ошибаешься. Средь денежных больше всего говна!
— Не выражайся при мне. Этот натурализм не всем приятен. А вот в отношении обеспеченных скажу, что средь них много порядочных людей. Взять хотя бы военкома, прокурора, начальника милиции… Я каждого оперировала. Хорошие люди.
— Это ты о наших?
— Ну да!
— Все, кого назвала, отпетые негодяи. Им не место на воле. Взяточники! Мы ж им строим дома за городом — в зеленой зоне, а это помимо квартир. В прошлом году дачи отгрохали — настоящие дворцы! Попробуй размахнись вот так на свои кровные, пупок до яиц треснет!
Ксения тогда возмутилась.
— Ты по-мерзкому завидуешь им! Самому не удалось пробиться в люди, вот и поливаешь грязью тех, кому повезло. Лучше к себе присмотрись и найди свои изъяны, — ответила мужу.
— А какие недостатки ты приметила?
— Зависть и грубость!
— Эх, Ксюшка! Разве это пороки? Да в таком случае не ко мне, к тебе присмотреться стоит. Ведь вот сколько лет женаты, а детей нет. Кто другой выдержал бы? Я и в постели с тобой только по праздникам бываю. В другие дни ты с больными! Ни домашней еды, ни уюта в доме, чистого белья после ванны нет. Я уже к прачкам бегаю. И это при женатости. Стыдно вслух сознаться — даже мусор сам выношу, хожу в магазин за продуктами. Навожу порядок в доме, приучился. Сам мою окна. А для чего ты имеешься? Ведь даже в праздники я один! И этот Новый год сиротой встретил. Да что там, и день рождения уже восьмой раз забываешь поздравить. Иль тебе за это платить нужно? Оно мелочь, Ксюш, но обидная. Я мать похоронил, ты и проститься с ней не пришла. Некогда, чужие болячки ближе. Мать жалела тебя. Все пыталась понять. А за день до смерти сказала: «Чужая она нам. Холодная как льдина. Не повезло тебе с женой. Нет у нее ни души, ни сердца.
Пусть бы попроще была, может, дочкой стала б… За тебя, сынок, страшно. Ухожу я от жизни этой, а ты один-одинешенек остаешься в свете. Ксюшка не опора! Думай сам, как жить дальше…»
Ксения плакала. Каждое слово било без промаха. Муж прав по всем. И нечем было защититься. Ей стало стыдно так, будто она голяком вышла на улицу.
— Ты прав во всем! Ждешь, что я скажу тебе «уходи»? Не дождешься! Я слишком люблю тебя. Ты — мои крылья, радость, сама жизнь. У меня и на работе получается все, потому что есть ты — мои покой и уверенность. Не стань тебя, жизнь потеряет вкус.
— А больные? — иронично заметил муж и добавил горько: — Любимых берегут. Их не терзают одиночеством. Может, ты и любишь меня, но как старую
— Что ты имеешь в виду?
— Я все сказал! Добавить осталось немногое. Я ухожу, Ксюша, от тебя. Насовсем! Врозь мы будем счастливее. Давно так живем. Давай это узаконим!
— Не дам развод! Скажи, чего тебе не хватает?
— Тепла! Человечьего тепла!
— Тебе нужна женщина?
— Не баба! Это не проблема. Мне человек нужен, чтоб любил, понимал…
— Прости! Может, ты завел другую?
— Пока нет. Даже не думал о том. Дело вовсе не в плотском. Я хочу иметь жену, мать наших детей, дом такой, чтоб в нем звенел смех с утра до ночи, чтоб меня там ждали и любили, а не возвращаться в могильную тишину, куда даже мухи не залетают, а коли какая угодит, с голоду сдохнет. Прости, но я обычный человек. Да, не взлетел высоко, не добился многого, а мне и этого хватит! Умирать не обидно. Сама подумай, для кого мне стараться? Где стимул? Нет смысла! Ты все отняла. Но в том и моя вина имеется, слишком любил тебя! Зато теперь понял, что упустил. Не могу и не хочу больше терять время. Оно у всех не бесконечно. — Стал собирать в сумку свои вещи.
Ксения пыталась остановить, обещала изменить жизнь. Но он не верил ей.
— Ты никогда не будешь хозяйкой в доме. Ты слишком врач, одержимая, упрямая! Я сочувствую твоим коллегам, они несчастнее меня, потому что ты подавляешь их своим авторитетом, давишь инициативу, не слушаешь возражений, даже разумных. Считаешь, что только ты хирург, специалист, остальные лишь ординаторы при тебе. Ты никому не доверяешь самостоятельных операций и губишь всех врачей именно этим. Ведь случись что-либо с тобой, они тебя заменить должны у операционного стола. И не ординирующим, а основным хирургом. Так будет. Но скольких ты передержала в учениках? За такое не благодарят!
— Скольких бы они запороли? Я людям жизни спасла! И ты еще меня упрекаешь?
— Доверять им надо было, тогда не случилось бы меж нами сегодняшнего.
— Сколько б умерло, ты знаешь? — разозлилась Ксения.
— И у тебя бывали такие случаи. Разве нет? А сегодня сдохла наша семья! И ее оживить никто не сумеет. Хотя оба живы! Но в радость ли нам она будет, эта жизнь? Только иного пути уже не вижу! Прощай, Ксюшка! — Рванул на себя дверь и исчез в лифте.
Ксения видела, как муж заскочил в первый автобус. Он не оглянулся, не помахал ей, как обычно, рукой. Устав от нее — не сумел простить, не захотел терпеть дольше. Оставил ключи от квартиры и дачи — значит, решил для себя все.
Ксения сама сварила себе кофе. По привычке поставила две чашки. Задумалась, как теперь жить станет. Конечно, муж не подаст на развод, пока не найдет себе женщину. А уж какие слухи поползут о ней среди врачей, когда узнают о разводе… Уж чего не наплетут.
«А лучше сама скажу на пятиминутке. Чтоб домыслов избежать», — решила она. Вскоре по ее просьбе к дому подъехала «неотложка» и, забрав главврача, помчалась к больнице.