Помилованные бедой
Шрифт:
В кабинете было душно. Медики обсудили состояние каждого больного. Ждали ее заключения. Та оглядела всех. И сказала тихо:
— Знаете, коллеги, у меня неприятность. Муж ушел. Бросил. Слишком много времени и сил я отдавала работе. Личную сторону жизни упустила. Советую всем никогда не забывать о семьях…
Кардиологи переглянулись, не поверили в услышанное. Ксения, светило медицины, и вдруг заговорила о личном, впервые за столько лет! Она никогда не признавала на работе бытовых тем. Пресекала даже в ординаторской рассказы о мужьях и детях. Всех, кто пытался ей что-то нашептать на ухо,
— А теперь повторите при ней все, что мне говорили. Что молчите? Не можете? Так вот что я скажу: вон из кабинета! И впредь со сплетнями и слухами порог не переступать! Понятно?!
Женщина ушла, не видя ничего перед собой. Она слишком тяжело переживала случившееся, и ночью у нее случился инфаркт. Ее еле вылечили. Целый месяц пролежала она в своем отделении. И лишь Ксения ни разу не навестила ее.
Может, помня тот случай, никто из врачей ей не посочувствовал, узнав о личной трагедии женщины, оставленной мужем. Иные врачи, покидая кабинет, не скрывали злорадной ухмылки. Мол, не только нам, а и тебе теперь достанется на каленые орехи…
Сама Ксения, казалось, вовсе не переживала. Она осталась прежней. Ни единой тучки в глазах. Та же собранность и сосредоточенность на операциях. Тот же диван в кабинете заменял свою постель. Вот только кофе чаще пить стала и еще покуривала понемногу — помогало сдержаться, не разреветься при всех. Ведь смеяться станут в открытую над брошенкой. Она все ждала, что муж вернется, позвонит, позовет домой, но он не объявлялся.
Шли месяцы. Ксения много раз хотела сама позвонить ему, ведь помнила номер телефона свекрови, А муж, куда ж ему деться, конечно, все там живет — один. Но гордость перевешивала. И опускалась рука, потянувшаяся к трубке: «Не буду навязываться. Слишком много чести. Пусть остается все как есть». Валилась головой на подушку.
А днями и вспомнить о нем было недосуг. Самой бы выстоять, удержаться на ногах. Операции часто затягивались до глубокой ночи. Едва вернется в кабинет, коснется головой подушки — и уже спит. А во сне продолжает оперировать. Но почему-то именно эти ночные операции заканчивались плохо.
Ксения подскакивала в ужасе. Свое сердце разрывалось от страха.
— Только бы не это! — дрожала, вспомнив сон.
— Гулять вам надо. Перед сном полезно свежим воздухом дышать. Походите по городу бездумно. Нельзя же жить на сплошной отдаче. Такая гонка загоняет людей. Вспомните о себе, — сказала ей как-то ординатор и напомнила: — Три года не выходя из больницы. Вы хоть квартиру навестите, пока она вас не забыла. Там уборщица порядок поддерживает. Мы ее попросили, не обижайтесь на самовольство, но жилье уважать надо!
И Ксения пришла домой. «Вот ключи, оставленные мужем. Он так и не взял их. Не нужны, не воспользуется. Навсегда ушел, безвозвратно. А жаль… Может, в парк сходить? Ведь в двух шагах. Хоть подышу, посмотрю на людей. Какие они за стенами нашей больницы?»
Она уже было собралась, но желание остаться дома, вволю поспать, покурить на кухне,
— Ну чё снуешь тут под ногами, грязь таскаешь? Не от тебя его жисть! Только от Господа! Как он решит, так сбудется. А ты тут нуль! Свое ему не вставишь, а и не надобно мужику твово сердца. Он свое пропил насквозь, вместе с потрохами. Чево такое говно жалеть? Он, козел корявый, только с энтой койки вскочит, вмиг похмеляться побегит. А ты ему в жопу дуешь, чтоб просирался легше. Нашла кого спасать. Ты на евонную рылу глянь! Сущий забулдыга, пропойца окаянный, как и мой змей, урод проклятый!
— Сейчас он больной. Наш больной. И не смейте обижать человека! Когда выйдет от нас здоровым, тогда разбирайтесь с ним. А сейчас — ни слова! Уволю иначе!
— Ой! Спугала, клизма сушеная! Видала я таких, как ты! Да санитарки всюду требуются. Вон в гинекологию меня зовут, через стенку, хоть щас уйду! А вот ты спробуй мне замену сыскать, геморрой надорвешь! Вас, врачей, нынче до хера развелось, а санитарок никому не хватает. Все грязи боятся. Так что хвост не подымай. И коль снуешь здесь, так не во время уборки приходи. Я в каждый след мыть не буду!..
— Санитарке сдержанной быть положено! — осекла женщину Ксения.
— Иди ты в сраку! — услышала в ответ. И, повернувшись к ней задом, баба взялась домывать полы.
Ксения и впрямь хотела ее уволить, но услышала от врачей:
— А как с заменой?
— Где другую найдем? И когда?..
— На такую зарплату никто не соглашается.
— Реанимацию закрыть придется.
— Все санитарки грубоватые. Но мы не жалуемся, как-то миримся, прощаем. Истинно интеллигентного человека хамство не заденет…
Так и пришлось промолчать бабе за грубость.
Просидев дома довольно долго, она все же решила идти в парк, буквально вытолкнула себя из квартиры.
Народу в парке было немного, знакомых среди гуляющих не приметила. Неспешно миновав самую людную, молодежную аллею влюбленных, подошла к одинокой скамье, стоящей поодаль от других. Именно здесь бывший муж, будучи еще студентом, впервые поцеловал ее, тут и в любви объяснился, сделал предложение стать женой. Все лучшие воспоминания связаны с этой скамьей. Ксения гладит ее. Вспоминает счастливые дни. Улыбается вслед беспечной молодости. И вдруг слышит:
— Ксения! Ты ли это?
Бывший муж подошел к ней близко. Он держал за руку маленького мальчонку, тот вырывался, хотел попрыгать, побегать. И хныкал:
— Пап, пусти!
— Это твой сын? — заметила сходство.
— Само собой! Мой, кровный, родненький, — ответил, улыбаясь счастливо.
— Как так быстро успел? Сколько ему? — указала на ребенка.
— Третий год. А точнее, два года и три месяца. Мы с тобой расскочились три с половиной года назад. Через месяц нашел вторую жену. Я безмерно счастлив. Жаль, что не ее встретил тогда, а тебя. Теперь бы мои дети ходили в школу. Столько лет потеряно! Обидно до жути! Давно мне стоило уйти от тебя.