Шрифт:
Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ
ПОМИНКИ
Из юмористических миниатюр
Перевод Ю. Мосешвили
Вы очень ошибаетесь, если думаете, что поминки - это просто импровизированный банкет в честь усопшего. Ничего подобного.
Не знаю, как толкует это слово великий Саба*, однако в Гурии оно означает весьма многое...
_______________
* Орбелиани Сулхан Саба (1658 - 1725) - классик грузинской
литературы.
Видимо, сам архангел распорядился, чтобы люди отдавали богу душу преимущественно ночью.
Я тогда находился в деревне и присутствовал на похоронах.
– Что стряслось, Викентий, от чего преставилась старушка?
– Да ничего, заснула и не проснулась.
– Значит, сама по себе?
– Да нет, немного и врачи подмогли.
Только мы переступили порог, нас тут же помянули вместе с Агатой.
– О-о, Агати, несчастная, встань и посмотри, кто пришел, о-оооо!
Правда, Агата нисколько не заинтересовалась нашими персонами и не подумала вставать. Хор плакальщиков сгруппировался у ворот.
– Ниночка! Черт бы тебя побрал!.. Начинай же, распускай волосы, плачь!
– напомнил кто-то.
– Вай, вай! До чего я дожила-ааа! Что видят мои глаза! Агата-а-аа! Кто теперь заглянет ко мне во двор, кто скажет: как живешь, моя красавица Ниночка! О-оо, не верю, не верю-у-уууу!
– Остановись, женщина! Не верилось, что живет, а смерти как не верить, - перебил мужчина, взяв причитающую за локоть.
Я принялся наблюдать за приготовлениями поминок. В огромных котлах сердито булькало лобио. Шипела и раздувалась мамалыга. Плавал в кипятке теленок. А стол на триста персон уже был уставлен сыром, икрой, воблой, зеленью, винегретом, соленьями, специями, вином, водкой - словом, всем, что бывает на свадьбах. Прибывшие на церемонию переговаривались замогильными голосами:
– А потом, Бесо?..
– Потом спрашиваю: бабушка Агати, сколько же вам все-таки лет? А вот, говорит, когда Асало Зобастый ушел в разбойники, в том году я вышла замуж во второй раз.
– Что, Зобастый - ее метрика?
– Этого я тебе не скажу, но старушка, по-моему, приходится ровесницей видавшей все виды вороне.
– Смотри, лежит, словно живая роза... Будто спит...
– Так бывает с сердечниками...
– Да, во всем нужно счастье.
Между тем в комнате кто-то по-прежнему уговаривал бабушку Агати: "Встань, скажи хоть слово, еще есть время, до похорон целых четыре часа..."
Я присоединился к другой группе.
– А в общем-то, много расходов, Михако...
– Эти деньги и яства ей бы в свое время, так еще год-другой прожила бы... Сейчас только вспомнили бедную...
– Сын-то у нее образованный, все они такие неблагодарные.
– Хорошо, хоть сегодня явился.
Вскоре всех позвали к столу, и началось.
Бабушка Агати терпеливо ждала.
На пятом стакане пошли воспоминания:
– А вот помните? Кто не помнит сборщицу чая Агати?
– Садись, Ражден, не путай...
Ражден сел.
– Как известно, ворона живет триста лет, - поднялся вдруг второй.
– Кто это тебе сказал?
– Постойте, он заявляет, что мы живем триста лет, при чем здесь ворона?
– Это кто тебе ворона?
– Оставь его, это сельский врач...
– Пусть сперва себя вылечит!..
А бабушка Агати все ждет. Солнце медленно заходит в последний раз для нее. По двору бродят заблудшие от вина души.
Потом кто-то все-таки вспомнил о старушке. Гроб поставили во дворе. Стали зачитывать телеграммы.
– Товарищи, поступило более 1004 телеграмм: из Москвы, Одессы, Волгограда, Киева, Ленинграда, Харькова, Севастополя...
– Послушай, а из Тбилиси?
– Тс-с-с!..
– Скорбим по поводу трагической кончины незабвенной Агати соболезнуем зпт плачем вместе вами Макари Тариел Эприсинэ Васаси Педоси Абели Филипе Ксениа Кириле Геронти Доменти Михако Ингороква.
– Поздравляем сча...
– Позор на нашу голову, какой идиот принес сюда эту телеграмму?!
– Слушай, пока не заорали "горько", кончай это чтение!..
Агати была невозмутима. Солнце скрылось. Официально наступил вечер.
– Кацо, чего мы ждем, не самой же ей отправляться на кладбище!
– А что случилось?! Пусть побудет до утра у родного очага. Завтра похороним...
– Завтра похороним тебя, а ну, берись за гроб! Взяли... Р-раз... В ногу, в ногу идите... Эй, куда тебя занесло, ворота не там!..
– Тяжела старушенция!..
По дороге несущие гроб несколько раз спотыкались, пару раз выронили старушку и долго пытались водворить ее обратно. Наконец, с грехом пополам, добрались до кладбища.
Пока могильщики обвязывали гроб веревками, один из самых активных соболезнующих свалился в могилу.
– Агати, теперь ты, надеюсь, не скажешь, что мы тебя не любим. Видишь, Ражден готов даже следовать за тобой, - так в последний раз обратились к бабушке, и на этом все кончилось.
Той ночью я и мой дед сидели у камина, перед нами стояла бутыль вина, и мы потихоньку попивали.
– Дедушка Амбако, что ты скажешь о наших поминках?
– Покойник требует к себе уважения. Мы это умеем. Правда, все хорошо в меру.
– Но ведь пора прекратить все эти поминки и нелепую трату денег?
– Дай бог тебе здоровья, внучек, а мы еще в 1913 году говорили об этом на сельском сходе, потом писали в кутаисскую газету "Утро", но что толку...
– А ты не помнишь, о чем это вы писали?
– Не только помню, наизусть знаю!
– оживился дед и начал: - "Сход осудил бездумные траты, которые ложатся тяжким бременем на семью усопшего, и постановил кормить и поить только приезжих из других губерний, а местным жителям запретить объедать семью покойного. Постановлением оговорено условие карать нарушителей штрафом в размере 50 рублей..."