Цыгане

Нодар Владимирович ДУМБАДЗЕ

ЦЫГАНЕ

Рассказ

Перевод З. Ахвледиани

В Гурии цыган называют чачанами. В то же время это слово в обиходе служит синонимом плута, обманщика, хитреца. Поэтому разнесшуюся по нашему селу в июле 1943 года весть о том, что в Зенобани появились чачаны и расположились в Лашисгельской прибрежной роще, я воспринял как набат, возвещающий о нашествии разбойников.

Отправляясь на разведку неприятельского стана, я на всякий случай вооружился старым дедовским перочинным ножичком и его же кремневкой, из которой никто не стрелял и при всем желании стрелять не мог, ибо никто ни разу не удосужился водворить на место курок, оторвавшийся при последнем выстреле из этого ружья в 1905 году.

Я подкрался к лагерю пришельцев, внимательно присмотрелся к нему и увидел... моих любимцев - шумливых, веселых, смуглых цыган!

А цыгане в свою очередь так обрадовались появлению в этой глухомани, в затерянной в горах деревушке мальчика, разговаривавшего на русском языке, что чуть было тут же не усыновили меня.

Первый день ушел на разбивку лагеря, устройство кузницы, стреножение коней. А на другое утро, когда мужчины раздули мехи и приступили к ковке топоров, серпов, кос, щипцов и цепей, женское население табора - цыганские жены, сестры и дочери, одни - стройные, как стебли камыша, другие брюхатые, на последнем месяце, но все одинаково красивые и очаровательные, подхватив на руки грудных детей, сопровождаемые ватагой полуголых своих отпрысков, рассеялись по селу. Словно саранча, налетели они на сады и огороды, и не будь на месте наших гурийских женщин - ядреных как орех, великих мастериц отстаивать свое добро, - к вечеру на деревьях не осталось бы даже листьев.

– Босячки! Мошенницы! Чачанки! Хотите сожрать все сразу? Слопать все за один присест? Оставьте хоть что-нибудь на завтрашний день! набросились они на босоногих цыганок. И - странное дело - неуемные, не привыкшие к повиновению цыганки послушно ретировались с поля боя, отгоняя от деревьев и грядок распоясавшихся вконец детей.

О цыганах сказано, написано, поставлено и снято так много - к тому же под заглавием, аналогичным заглавию моего рассказа, - что ждать от меня чего-то нового не приходится. И все же о том, что произошло в нашем селе за две недели лета сорок третьего, думаю, стоит рассказать...

В то тяжелое время если не все село, то, по крайней мере, половина его была в трауре. Известно: в грузинских деревнях люди селятся по признаку фамильного родства, в них много близких, кровных родственников. И потому весть о гибели на фронте члена одной семьи несла горе и слезы чуть ли не пяти-шести другим.

Вот в таком-то облаченном в траур селе и очутились пришедшие цыгане. И надо отдать им должное: они старались свести к минимуму свое врожденное веселье, свои шумные танцы и песни, и даже привычное свое стремление прибрать к рукам что плохо лежит. Правда, порой то здесь, то там вспыхивали грузинские проклятия и цыганская ругань, но до острых конфликтов дело не доходило.

Со мной цыгане сдружились быстро. Более того, узнав, что я сирота, они всерьез предложили мне перебраться к ним в табор навсегда, - авось-де станешь когда-нибудь цыганским бароном! Но я предпочел роль "козопаса" у бабушки и ограничился функциями переводчика между сельскими и цыганскими женщинами, - разумеется, безвозмездно. Цыганки в свою очередь также безвозмездно обучали вечерами меня цыганским песням, чечетке и игре на гитаре.

Мужчины, занимавшиеся в основном торговлей сельскохозяйственной утварью, в переводчике не нуждались. Как известно, язык обмена и торговли - это тот международный общепринятый язык, с которого человечество начало свое существование и которым оно думает закончить его.

– Сынок, приведи-ка мне хорошую чачанку-гадалку, уж я отблагодарю тебя! Пусть погадает... Давно нет писем от моего Ванойи...
– просила меня соседка, и я приводил к ней "хорошую" цыганку.

– Слышь, веди сюда ту самую, что гадала Аграфене. Напророчила она добрых вестей... Веди ее ко мне, за мной, знаешь ведь, не пропадет! умоляла другая, и я вел к ней "пророчицу".

И если не каждой, то доброй половине жаждущих утешения семей нашего села цыганки гарантировали возвращение в добром здравии мужей и сыновей, братьев и отцов, зятьев и нареченных... В сердца многих страждущих вселили они надежду, у многих плачущих осушили слезы горя и отчаяния, во многих остывших было очагах раздули, разожгли они огонь... А довольствовались пустяком - понюшкой табаку, парой яиц, полголовкой сыра, кусочком мчади, бутылкой "одессы", а то и просто стаканом родниковой воды.

Об одном таком "пророчестве" хочу я поведать вам.

Как-то утром зашла к нам во двор соседка Дзнеладзе и окликнула бабушку.

– Чего тебе, Нина?
– отозвалась бабушка.

– Одолжи, милая, своего мальчика!

– Бери его навсегда, коли сыщешь непутевого! Мне-то толку от него что с козла молока! Целый день бездельничает с чачанами, бренчит на гитаре! А вчера привел сюда пятерых отпетых босяков, сожрали, бродяги, последнюю луковицу в огороде и последнюю черешню в саду!

– Господи! И ничего не оставили?

– Как же! Оставили горсть вшей!

– Все равно, одолжи мне мальчика!

– Да говорю же тебе: найдешь его - бери на здоровье!

Разговор этот я слышал собственными ушами, так как сидел на ветке и разыскивал спасшиеся чудом от вчерашнего набега цыганят черешни. Я спустился с дерева и предстал пред очи соседки.

– В чем дело, бабушка Нина, зачем я тебе понадобился?

– Спаси меня, сыночек! Приведи ко мне самую лучшую чачанку, пусть погадает... Гриша, мой мальчик дорогой...
– Глаза у старушки наполнились слезами, голос задрожал.

Мог ли я отказать ей?

Я тотчас же повернулся и побежал к табору. Бежал и думал - кого я мог привести к несчастной женщине, да какой был смысл в гадании, если "похоронка" и окровавленное письмо домой, извлеченное из пробитого пулей кармана Гриши, уже два года лежали на полке перед образами у нее в доме... Два года! На что же она надеется? На чудо? На воскресение из мертвых?.. Но разве закажешь сердцу матери? Пока она собственными глазами не увидит мертвого сына, в ней будет теплиться надежда, крошечная надежда в тайнике старого сердца...

Табор был пуст. Кроме беременной дочери цыганского вожака Николы, все разбрелись кто куда. Я опустился на колени перед ней и взмолился:

– Оксана, прошу тебя, сходим в село к одной несчастной старушке!

– Да ты что, парень, свихнулся? Еле на ногах стою, сегодня-завтра рожать собираюсь, куда мне тащиться-то?

– На полчасика, Оксана, дорогая! Жалко старушку!

– А есть что у нее?
– спросила Оксана равнодушно.

– Видать, есть, коли приглашает, - ответил я с сомнением, так как отлично знал, что село наше, как и все другие, в голодные годы войны влачило жалкое существование.