Помни имя свое
Шрифт:
— А вот так. Не знал — и все.
— Это Ходов вас обманул? Вас?!
— Обманул — подтвердил Гурдаев — обманул…
В случившееся сложно было поверить. На шахматной диске — Ходов был никем, пешкой, ему до линии ферзей было — как до Китая раком. Пешка не может быть королем и тем более — она не может быть гроссмейстером. Тем, кто принимает решения и передвигает фигуры на доске, решая, кем можно пожертвовать ради выигрыша партии. Ходов должен был всего лишь выманить из укрытия старого, хромого лиса — Шамиля Басаева. Но вместо этого — случился Беслан.
— Иса Исаевич, что
— А ты? — спросил чеченец.
— Я не верю, что Ходов вас обманул — сказал после некоторого раздумья полковник Теплов — просто не верю. Он же никто, он даже не чеченец. Мелкий ублюдок, взломщик мохнатых сейфов [172] . Ему место — под шконкой, у параши…
Гурдаев вместо ответа — достал из-под стола еще один стакан, поставил на стол. Разбулькал по стаканам остатки водки из вскрытой бутылки. Накатили — не чокаясь, не вставая…
172
Насильник.
— Знаешь, в чем проблема, Миша… — сказал чеченский разыскник, странно шмыгнув носом — не с Ходовым, со всеми. У меня ведь не только Ходов там барабанил. Знаешь?
— Нет.
— А в том, что для нас они все — у параши. Все. Как то так получилось, что мы заигрались в игры. Этого — туда. Этого — сюда. А они не играют, они — живут.
— Живут? — не понял Теплов — вы о чем?
— Живут, Миша, живут — подтвердил чеченец — они просто живут. Они не пешки, не ферзи и не короли. Они просто живут, так как хотят. Мы врем — а они на самом деле верят. Мы манипулируем — а они делают.
— Не могу поверить, что слышу это от вас.
— Я тебе и другое скажу. Как думаешь, почему мы все сейчас в таком дерьме?
— В каком — дерьме. В том, что там произошло? — полковник выкинул руку в направлении, где умирал от боли небольшой город Беслан.
— Да это-то — что… Это не болячка, это — симптом. Когда у нас был Советский союз, когда я был советским ментом, а ты — советским пацаном — нас никому так было не взять. Ни Грозным, ни Бесланом, ни Буденовском, ничем. Потому что мы — сильные были. Мы жили, мать твою, и не врали самим себе. Если нам попадался преступник — как тот же Ходов — мы его сажали, а не выпускали, чтобы подобраться к еще большим преступникам…
— Иса Исаевич, я не верю в то, что слышу. Тогда что — оперативной работы не было? Что вы говорите?!
— Дай, договорю. Была, конечно, оперативная работа. Да только другая. Я кое-что понял, Миша. Сказать — что?
— Скажите.
— Вот этот Ходов. Никто, просто насильник, так? Более того — русский. Так что он нашел в ваххабитах, что решил стать двойным агентом?
— Двойным? Вы уверены?
— Уверен… А как еще можно объяснить то, что произошло? В один прекрасный день Абдулла подошел к Басаеву и сказал: Шамиль, меня прислало русское ФСБ, чтобы выманить тебя на флажки. И Басаев смекнул, как это можно использовать.
— Су…а.
— Напрасно злишься.
— Что?!
— Напрасно злишься, я говорю. Все-таки, мне под шестьдесят, послушай старого человека. Мы проиграли в этот раз, и будем проигрывать дальше — раз за разом. Потому что, когда мы будем засылать людей в банду — они будут переходить на их сторону, каждый раз это будет. Потому что они — живут. А мы — доживаем, понял?
В кармане забился телефон. Полковник не глядя нажал на отбой. Открыл последнюю бутылку, отхлебнул прямо из горлышка.
— Х…ня это все! — грубо сказал он — эти бл…и живут, а мы значит, доживаем? Да вот х… им поперек рожи! Я эту мразь давил, давлю и давить буду! Живут, значит. Так вот, Иса Исаевич, они, бл…ь — жить не будут! Ни Басаев, ни остальные, понятно? Хотите свалить — ваше, бл…ь, дело. А я останусь. Разводками ли, чем ли — но я эту тварь достану, кишки на кулак намотаю. Потому что я там был, а вы — нет.
Чеченец с жалостью посмотрел на пацана, озлобленного пацана, которого он когда-то спас в подвале одного из грозненских РОВД. Теперь перед ним был уже не пацан — взрослый мужик с выжженным войной нутром. Озлобленный и готовый убивать — просто так убивать, даже не по приказу — убивать не таких, как он. Тогда, в подвале, его били такие же… каким он стал сейчас. И впереди — не было ничего, кроме крови. Большой крови между многими народами, каждый из которых — уже не мог жить в общем доме, как раньше.
Что же со всеми ними стало…
Полковник не выдержал его взгляда. Встал, едва не опрокинув стол. Твердо, словно и не пил, пошел к лестнице…
Спецназ уже был внизу. Группа захвата тихо, бесшумно проникла в дом, в таких делах никому не доверяли, подстраховка была двойная, часто даже тройная. Несколько автоматных стволов смотрели на него с разных точек, спецназовцы готовы были открыть огонь на любое резкое движение…
Полковник Теплов поднял руку, требуя тишины. Он ждал выстрела.
И — дождался…
Ближнее Подмосковье. Рублевское шоссе
Объект А-3. 17 сентября 2004 года
Чекист должен иметь горячее сердце, холодную голову и чистые руки.
(Ф. Э. Дзержинский).
Еще пятнадцать лет назад их поносили и оплевывали. Еще десять лет назад — их ведомство было разгромлено, а они сами — были почти что нищими, живя от зарплаты до зарплаты. Сейчас — они были хозяевами страны, и отдавать ее — никому не хотели…
Бронированный, антрацитно-черный «Мерседес-600» с правительственными номерами, сопровождаемый такого же цвета Фольксвагеном-Каравеллой с массивными, широкими подножками и дополнительными поручнями на крыше — свернул с Рублевского шоссе на одном из поворотов, черной тенью проскользнул по идеально ровной, ежедневно очищаемой дороге, остановился около массивных, похожих на замковые, дубовых, отделанных кованым железом ворот, требовательно посигналил. Через несколько секунд ворота стали открываться, плавно отъезжая в сторону — они были всего лишь новоделом, и за дубовой обивкой скрывалась корабельная броня…