Помни меня
Шрифт:
— Нет, она спит, — сказала Мэри. — Я подумала, что ты замерзнешь и проголодаешься, и сделала тебе завтрак.
У Уилла поднялось настроение. Он ожидал, что Мэри будет дуться, потому что он не зашел домой перед рыбалкой. Если бы она узнала, что он купил рома, вместо того чтобы принести им чего-нибудь поесть, она рассердилась бы еще больше.
— Завтрак? — переспросил Уилл, не веря своим ушам.
Мэри коснулась его мокрой рубашки.
— Снимай ее и вывеси сушиться, — сказала она, и голос ее был мягким и заботливым. — Завернись в одеяло, так ты согреешься. Я смогла поджарить тебе лишь немного хлеба. Это все, что у меня было.
Через пять минут, сидя
На самом деле, глядя на окутанный дымкой «Сириус» и серо-зеленый залив за ним, Уилл мог представить, что стоит в гавани Фэлмаус и смотрит на Сен-Мейвс.
Уилл очень сильно скучал по Корнуоллу. Ему снились маленькие извилистые мощеные улицы, дома, прижавшиеся друг к другу, ослепительно яркое солнце летом и пылающий камин в таверне в зимний вечер. Уилл подумал о том, на какой риск идут жители Корнуолла, перевозя контрабанду, и улыбнулся. Налегать на весла, борясь с волнами высотою с дом, вглядываться в утесы в ожидании света фонаря, предупреждающего о приближении сборщиков акциза, — это была игра с высокой ставкой, и только самые ловкие, смелые и сильные отваживались в нее играть. Но победители стаканами опрокидывали французский коньяк, рыбаков, шахтеров и фермеров называли деревенскими сквайрами, если им улыбалась удача.
И девушки там очень хорошенькие — розовые щечки, большая грудь и милая скромная улыбка. Когда он впервые увидел Мэри на «Дюнкирке», она тоже была такой. А сейчас она стала худой как грабли, с впалыми щеками и редко улыбалась.
Но Мэри встала, чтобы развести огонь и пожарить ему хлеб. Она следила за собой и не бегала за другими мужчинами.
— Пенни за твои мысли! — Мэри застала его врасплох, подойдя сзади и обняв руками за шею.
— Они не стоят даже пенни! — хмыкнул Уилл. — Я скажу тебе их бесплатно. Я думал о Корнуолле, о контрабанде и тавернах.
— Хочешь знать, о чем думаю я? — спросила она, поцеловав его в шею.
— Давай, — сказал он.
— О том, чтобы лечь с тобой в кровать, — произнесла Мэри. — И согреть тебя по-настоящему.
Уилл улыбнулся и почувствовал во всем теле приятную истому. Даже до порки они редко занимались любовью: голод и слабость об этом позаботились. Но с тех пор секс был забыт совсем: его израненная спина, работа возле печи для обжига кирпича и очередное урезание рациона выбили из него весь пыл.
— Вот это хорошая идея, любимая, — сказал Уилл, повернувшись, и схватил ее, чтобы поцеловать. — Как давно мы этим не занимались!
В тот же день, стирая белье у кромки воды, Мэри улыбнулась сама себе. Она почти забыла, какой особенной Уилл мог заставить ее себя почувствовать. Стоило подняться так рано. Ей даже удалось не думать о том, насколько она голодна.
В начале сентября Мэри убедилась, что снова беременна. Она была в восторге не только потому, что добилась своей цели и нашла способ удержать Уилла, но и потому, что он испытывал восхищение оттого, что станет отцом. И все же, как всегда, в колонии каждый счастливый момент омрачался чем-нибудь плохим. Стало известно, что один солдат изнасиловал восьмилетнюю девочку. Узнав
— Не принимай это так близко к сердцу, Мэри, — сказал Уилл, пытаясь ее утешить. — Его больше здесь не будет.
— Но там тоже есть дети, — напомнила она ему. — И в том числе маленькая Генриетта, ребенок Джейн. Ты сможешь объяснить мне, почему тебя выпороли за воровство, а человека, причинившего такую боль маленькой девочке, не считают опасным преступником?
— Я не знаю, — сказал Уилл, качая головой. — Точно так же, как не знаю, почему ко мне до сих пор приставляют пару человек, чтобы следить, как я ловлю рыбу. Если бы не они, я бы выплыл из залива и улов был бы лучше.
— Мы должны подумать о побеге, — проговорила Мэри возбужденно.
— Как мы можем это сделать, если ты ждешь малыша? — спросил он, нежно поглаживая ее живот.
— Именно из-за малыша, — возразила Мэри. — Разве ты не хочешь для него более счастливой жизни?
В ноябре вся колония повторяла новость о том, что лейтенант Бредли и капитан Келти с «Сириуса» по распоряжению капитана Филипа поймали двух аборигенов.
Пленников звали Беннелонг и Колби, и выяснилось, что у них нет жен и детей. Лейтенант Бредли, офицер, отвечавший за их поимку, позвал осиротевшего местного мальчика, который жил у хирурга Уайта, чтобы тот объяснил, что его соотечественникам не причинят вреда.
Мэри с удивлением наблюдала за этой процедурой. Она всегда думала, что похищение кого-либо против его воли само по себе уже является преступлением. Мэри также думала, что двое аборигенов будут еще более встревожены, когда их умоют, побреют, оденут в одежду белых людей и закуют в кандалы, чтобы они не сбежали.
Еще через несколько дней пронеслась новость, что обоим пленникам удалось выбраться из кандалов. Колби сбежал, но Беннелонга поймали. Большинство заключенных находило все это крайне забавным. Они не считали Беннелонга человеком, имеющим чувства, а смотрели на него как на животное, которое нужно посадить в клетку. Но Мэри становилось дурно при этой мысли: было что-то трогательное в этом высоком, хорошо сложенном черном мужчине. Она представляла себе его смятение от того, что его силой затащили в странный, чужой мир. Его народ не знал никаких границ. Домом аборигенам служило временное укрытие пещеры или хижины из грязи и коры. В их племенах не было ни королей, ни принцев, все были равны. И как он мог понять классовое деление, существовавшее у белых людей, или их жажду наживы, власти и страсть к накоплению?
Мэри считала, что судьба Беннелонга очень похожа на ее собственную, и поэтому они могли бы стать союзниками. Ей пришло в голову, что, если она сможет показать ему, как воспользоваться преимуществами своего положения, в обмен можно было бы убедить его помочь им с Уиллом сбежать.
Недели медленно тянулись одна за другой, и Мэри все больше впадала в отчаяние. Для беременных женщин не предусматривалось дополнительного рациона, как это было на «Шарлотте», и она так голодала, что часто ходила в поисках личинок и насекомых, которых показывали ей аборигены. Весь декабрь и январь нещадно палило солнце. Мэри обычно просыпалась на рассвете, когда солнечные лучи падали на крышу хижины, и целый день до заката она трудилась не покладая рук.