Помни о микротанцорах
Шрифт:
– Ты убил меня?
– Я дал тебе бессмертие. Ты будешь вечно жить внутри моих цепей. Сотни, тысячи, миллионы лет и веков. Я буду расти и расти вместе с тобой. Я останусь и тогда, когда люди исчезнут на земле. Когда исчезнет земля и солнце. Когда исчезнут звезды и спирали галактик. Когда пространство перестанет быть пространством, а время станет клейким и тягучим, как жвачка. Когда существа породы Ырь будут жевать эту жвачку. Ты будешь внутри меня всегда. Ты будешь правителем без власти. Почти без власти. Ты останешься последним из людей. Ты будешь последним сном о людях. Это был ответ на последний вопрос. Теперь нажимай кнопку.
– Но ты не знаешь, что будет после того, когда существа породы Ырь перестанут жевать, – сказал Гектор. –
В то же мгновение он осказался среди обширной пустыни. Ветер мел в глаза зеленоватый песок, пахнущий раскаленным камнем. Рядом с ним, плечом к плечу, стояли тысячи таких же как он – щуплых белых людишек в светлой одежде.
Вдали, на барханах, роилось множество черных карликов.
– Ты еще здесь? – спросил Гектор.
– Пока еще, – ответил голос.
– Расскажи мне о том, что осталось на земле.
– О, то же, что и во все века. Люди никогда не придумают ничего нового. На земле идет война. Женщины воюют с природой и одновременно с зелеными. Зеленые снова собрались с силами и пошли в атаку. Женщины применили мегатанцоров.
Сейчас вокруг многих больших городов образовались монструозные плеши – зоны каменных пустынь. Лесов стало намного меньше. Помнишь саморастущий завод по производству кварца? Они применили и эти зерна и множество других. Они все же успели это сделать. Зерна растут, питаясь камнем и пуская корни во все, из чего можно высосать кремний. Они с особенным удовольствием грызут цемент и строительный бетон, даже старый. Города начали разрушаться. Люди уже не контролируют ситуацию. Зеленые, со своей стороны, создали и выпустили на волю ненормально живучие виды животных. Сегодня война только начинается, но она не разгорится, потому что женское движение вскоре исчезнет. Анна останется жива; когда-нибудь ты сможешь с нею поговорить и даже поцеловать ее виртуальный фантом, если ты этого захочешь.
– Вряд ли, – ответил Гектор.
Полчища черных карликов покатились вниз по склону бархана.
– Прощай, – сказал голос. – дальше справляйся сам.
Миру так и не выпустили. Скорее всего, до нее никому не было дела. Раз в день ей приносили пищу и питье. Еда становилась все более простой и скудной, а питье выродилось в воду и холодный чай. В последние недели приносили только хлеб, испеченный из генетически модернизированных зерен и потому не черствеющий. У хлеба каждый раз был новый запах – молока, мяса, чипсов или карамели, но он никогда не пах просто хлебом. Видно, брали его, не особенно выбирая, в ближайшей булочной. Воду теперь приходилось пить прямо из-под крана. Приносившие менялись, но ничего не рассказывали и не объясняли.
Все они боялись ее и старались не приближаться. Однажды она услышала грохот, глухой подземный грохот со всех сторон, и решила, что началось землетрясение.
Шум и вибрация продолжались несколько дней, потом снова стало тихо. Еще два дня спустя она заметила, что поперек бетонной стены пошла трещина. К счастью, эта трещина была сразу за кроватью, и потому незаметна. По ночам стена тихо потрескивала, так, как будто внутри нее шло какое-то движение. Вскоре потрескивание стало громче и слышалось даже днем. Что-то явно происходило.
К этому времени жизнь стала гораздо проще. По ночам уже не включалась звукоизоляция; не было медицинских и прочих проверок; ее уже не выгоняли на построение во дворе, как делали раньше, регулярно, раз в неделю. Ею перестали интересоваться.
Мира пробовала тихонько стучать в стену, надеясь на ответ. Хотя ответа не было, она решила, что кто-то пытается освободить ее и делает что-то вроде подкопа. Она пыталась скрести со своей стороны, но вскоре убедилась в бесполезности этого занятия.
Со стеной творилось что-то странное: на ней появилась будто припухлость – стена начала набухать вокруг трещины. Наощупь это место было явно теплее.
Поверхность стены стала гладкой и местами даже блестящей. Стена изменила цвет, слегка пожелтев и позеленев неровными пятнами. На месте пятен она казалась скорее мраморной, чем бетонной. Треск усиливался. Однажды трещина начала расширятся.
Это было днем. Мира села на кровать, пытаясь прикрыть своей спиной трещину от объектива следящей камеры. Трещина расползалась во все стороны. Она была прекрасно видна. Но никого это не интересовало. Может быть, следящая камера уже давно была выключена. Стена нагрелась так, что простыня начала тлеть. Пришлось отодвинуть матрас. Трещина раздвигалось, из нее поднималось что-то округлое, вытянутое, каменное. Предмет величиной с колесо моба. Когда предмет высунулся наполовину, кусок стены обрушился и разлетелся в пыль. Мира увидела странный округлый блестящий камень, висящий и врастающий в остаток стены на каменных витых плетях. Плети ветвились, как капиляры или корни растения. Камень медленно изменял форму, увеличиваясь и становясь все более округлым. Казалось, что он надувается.
В этот момент дверь открылась и несколько человек показались на пороге.
Несколько секунд все молча, как завороженные, следили за происходящим. Мира опомнилась первой и нырнула под кровать. Прямо перед нею была большая пыльная дыра, за которой светилась розовым сиянием утренняя заснеженная улица.
Искрилась в солнечных лучах микроскопическая снежная пыль; тонкие ветви берез поросли инеем как белым мхом; фокстерьер гнался за вороной по снежной целине.
Над ее головой раздался взрыв. Каменное яйцо взорвалось, выбросив сноп прочнейших острых игл. Игры вонзились в стены, потолок и пол камеры. Тогда Мира не знала, что это семена, которые дадут начало новому поколению каменной жизни.
Одно из семян торчало из камня прямо перед ее лицом. Другое пригвоздило к полу рукав ее халата. Три человека в дверях были прострелены насквозь. Семя, медленно вращаясь, начало погружаться в бетон. Вскоре на его месте осталась только круглая дырочка. Мира выскочила в пролом и, не оглядываясь, побежала прочь по глубокому, почти до колен снегу. Дважды она упала, потом стала бежать, раскидывая ноги в стороны. Через десять минут она села в поезд подземки. Никто не потребовал денег, никто не поинтересовался ее странной одеждой. За семнадцать прошедших месяцев город стал странным, нелепым, как будто марсианским. Мира поняла, что никто в этом городе не будет ее искать.
Жизнь в городе шла своим чередом. В этот день одна из частных фирм впервые представила искусственного человека. Фирма вырастила восемь женщин офисного типа. Все женщины имели одинаковое телосложение, такое же, как у стандартных манекенов, лишь шеи и ноги были чуть длиннее. Искусственные женщины имели несколько преимуществ. Во-первых, они были очень красивы, классической «офисной» красотой, без тени сексуальной привлекательности. Они не нуждались в косметике, потому что их кожа была идеальна и, как обещала реклама, останется идеальной в ближайшие шестьдесят лет. Сравнение с манекенами напрашивалось только при первом взгляде на них, – в том, как они двигались, улыбались, говорили, хмурили брови, откидывали волосы назад, не было ничего кукольного – скорее, они напоминани исключительно породистых животных. Вели они себя так же воспитанно и с таким же достоинством, как многократные победители собачьих выставок. При этом, каждая из них имела свое лицо: несмотря на сходство телосложения (высокий рост, стройность, маленькая грудь), черты их лиц были индивидуальны и хорошо запоминались. Во-вторых, такие женщины не рождались или воспитывались, а собирались из молекул всего за несколько дней. Они создавались сразу с нужными навыками, привычками и воспоминаниями и некоторыми другими мелочами, изначально записанными на их мозг. Искусственные женщины имели мозговую блокировку на воровство, предательстово интересов фирмы, насилие, убийство и некоторые другие мелочи – они были органически неспособны на все это.