Помните! (сборник)
Шрифт:
Деловито поздоровавшись и напустив на лицо еще более озабоченный вид, я с суровой грустью проговорил:
– Да нет, Елена Николаевна. Я к вам по серьезному делу.
– По серьезному? – Ее тонкие, будто нарисованные бровки птицами взметнулись ввысь. – Что случилось? Кто-нибудь заболел?
– Вот именно, – печально подтвердил я. – Мой товарищ, лейтенант Ульяненко. Помните, который тогда с вами разговаривал?
– Так… И что же с ним стряслось?
– Да кто его знает… – огорченно развел я руками. – С ночи мучится. Лежит и корчится от боли.
– А где болит?
– Да где-то вот тут, – снова тяжко вздохнул я и не очень уверенно ткнул себя пальцем
– Так. А боль непрерывная или схватками?
Я подумал и на всякий случай сказал:
– Кажется, и так, и так.
– Хорошо, – кивнула она. Тонкие бровки теперь уже почти сошлись над переносицей. – Подождите меня минутку. Я сейчас!
Она повернулась и почти бегом заторопилась к своей хатке.
Теперь офицеры смотрели на меня менее враждебно. Скорей даже с любопытством. Через несколько минут докторша вновь появилась на дороге, чуть раскрасневшаяся от быстрой ходьбы (и от этого ставшая еще красивей), с большой медицинской сумкой, перекинутой через плечо. И была она так встревожена и так доверчиво-хороша, что я готов был провалиться сквозь землю, гневно проклиная и Ульяненко, и всю нашу идиотскую затею. Однако отступать уже было поздно, и я заспешил вслед за докторшей, всем сердцем надеясь лишь на то, что Ульяненко сумеет исполнить придуманную нами хворобу правдиво и благородно.
Но действительность грубейшим образом развеяла в пух и прах и веру мою в справедливость, и желание отныне вступать хотя бы в какие бы то ни было серьезные соглашения с Семеном. То, что я увидел, распахнув галантно перед докторшей дверь, повергло меня в шоковый ужас и заставило вместе с докторшей замереть – похлестче, чем в знаменитой сцене из «Ревизора».
Новоявленный «больной» не стонал от боли, не корчился и вообще не лежал под шинелью, а, напротив, побритый и розовощекий, с белоснежным подворотничком и надраенными до солнечного блеска пуговицами и сапогами, он пренахально улыбался, сидя за накрытым столом. А перед ним с непозволительной роскошью дымились в блюде принесенные хозяйкой вареники, желтело на тарелке сало, бордово пылала миска с вареной свеклой и чесноком, возле которой лежал почти целый каравай хлеба. А в самом центре стола стояла даже бог весть как и где добытая небольшая бутылка с самогоном.
– А где же больной? – пораженно пролепетала Елена Николаевна, в первую минуту, видимо, еще не поняв ничего и озабоченно взглянув на пустую лежанку.
А у меня язык прилип к гортани. Я сразу же сообразил все и не решался даже перевести дух.
– А больной вот он – я!.. – с идиотской улыбкой произнес Семен. – Немножко полежал и поправился. И теперь для полного возвращения сил будет хорошо, если мы дернем по глоточку за нашу встречу и немножко подзакусим.
Теперь поняла все и докторша. Ее красивые черные глаза сузились и почти побелели. Из них полыхнул испепеляющий огонь:
– Так это что? Розыгрыш, издевка?! Это такие у вас муки и схватки в правом боку! Спасибо за приглашение. До свиданья!
Напрасно побагровевший Ульяненко, вскочив, пытался что-то объяснить, – красивая докторша, хлопнув дверью, уже бежала через двор к калитке. Я едва за ней поспевал. На улице, чуть успокоясь от быстрой ходьбы и все еще продолжая негодовать, Елена Николаевна, не оборачиваясь, кидала через плечо:
– Я не камень и не ханжа. Я все могу понять. Даже если я кому-то понравилась… Тоже понимаю… Но зачем же этот дурацкий фарс? И вообще, что я вам, игрушка какая-нибудь, что ли?! Впрочем, и я хороша. Помогите, аппендицит под правым ребром!.. Вы бы еще обнаружили его
Я молчал. Да, собственно, что можно сказать в такой ситуации? И шагая за разгневанной докторшей, чертыхаясь про себя, мысленно обещал посчитаться с Семеном. И вдруг новая неожиданность: вспышка бурного гнева прошла у моей спутницы так же внезапно, как и началась. Неожиданно повернувшись ко мне и еще розовая от недавнего раздражения, она вдруг звонко расхохоталась и сказала:
– А вы, а вы… Ну и артист! Честное слово, вот спектакль!.. Печальное лицо, трагический взгляд. Доктор, помогите. Страдает мой друг. Пойдемте, я вас прошу!.. И вдруг этот ваш расфуфыренный «жених»: «Здравствуйте, прошу к столу!» Обалдеть можно!
«Ага, расфуфыренный жених», – злорадно подумал я, и на душе стало чуть полегче. И желание обрушить при встрече на голову Ульяненко мощный набор цветистых эпитетов несколько поутихло. Захотелось даже быть великодушным.
– Не сердитесь, Елена Николаевна. Он не хотел вас обидеть.
– Ах вот как! – снова вспыхнула докторша. – Просто шутка? Отлично! – И вдруг рассмеялась вновь: – Операция «Красный крест, или Покорение незнакомки». Ну, а теперь признавайтесь, какова ваша роль во всей этой мистификации? И если хотите, чтобы я вас простила, расскажите откровенно все и до конца.
«Ну ладно, – мысленно прорычал я в адрес Сени Ульяненко. – Коварно предал меня, теперь не взыщи!» И с грустным вздохом поведал докторше о нашей лукавой затее.
Очевидно, моя покаянная исповедь была милостиво принята, потому что, лукаво сощурившись, она задала мне вдруг новый вопрос:
– Ну, а теперь скажите, только уж абсолютно честно, кто же из вас двоих действительно мечтал о встрече со мной?
Коварный Ульяненко был сейчас полностью у меня в руках. Мне ничего не стоило сказать о нем пару иронических фраз и переключить внимание красавицы на себя. Возможно, ренегат Сеня этого и заслуживал, но я перестал бы, наверно, себя уважать, если бы корыстно воспользовался такой возможностью. И глядя прямо в глаза Елене Николаевне, я честно ответил:
– Оба. И он, и я! И это абсолютная правда.
Еще вчера, да, только еще вчера, я даже не помышлял о том, чтобы ухаживать за этой докторшей, но сейчас уже искренне верил, что этой встречи ждал больше всего именно я. О том, что бог войны именуется Марсом, я знал из древней мифологии еще со школьной скамьи. Осведомлен был и о богинях любви и красоты – Венере и Афродите. Но вот существовал ли когда-нибудь военный бог любви? Вот именно, не владыка мирных и ласковых кущ, а самый что ни на есть настоящий бог любви на войне, в латах, с мечом и любовными стрелами, – этого я не знал. Но если таковой был, то в этот день он отвернул свой светлый лик от лицемера Ульяненко и душевно обратил его ко мне, потому что, пройдя еще шагов двадцать и одарив меня загадочно-пристальным взглядом, Елена Николаевна сказала:
– Ну, а если вы действительно хотите меня видеть, так приглашайте, только без всяких фокусов и друзей. Я тоже человек и вроде бы даже женского рода, хотя об этом во фронтовой обстановке порой почти забываешь.
Свершилось! Вот он, перст божий, избравший именно меня! Прости, Сеня, но ты сам погубил все. Пусть неудачник плачет! Я тут помочь не могу!
В этот момент мы проходили мимо хаты, в которой жил я с офицерами нашей батареи: Турченко, Синегубкиным и Гедейко. Сейчас моих товарищей не было. Они вернутся только через два дня. Остановившись, я распахнул калитку и широким жестом предложил моей спутнице войти.