Помоги другим умереть
Шрифт:
– Ты как? Ну ты как?
Она, ничего не соображая, стояла на коленях и неподвижно смотрела в его встревоженное лицо.
– Женя, Женька!
Его голос медленно проник в сознание. Женя слабо кивнула, утверждаясь в мысли, что Олег жив, не ранен, а кровь на рукаве – кровь китаянки.
Вцепилась в его плечи, прижалась, но тотчас, спохватившись, отстранилась. Олег легонько провел губами по ее лбу и шепнул:
– Застегнись, а то вон у командира глаза выскакивают.
Женя тупо уставилась на омоновца, который покраснел, но не отвернулся, потом опустила глаза и тихо ахнула, обнаружив, что верхняя пуговица проклятущего халатика вырвана с мясом и вся грудь наружу. Запахнулась, вскочила, чувствуя, что задыхается от стыда.
Олег медленно поднялся, стал рядом, неловко коснулся ее руки:
– Да брось ты.
– Это все она! – трясясь от ненависти, сварливо пробормотала Женя, но тут взгляд упал на бледную, неподвижную Тао Тай – и от нового прилива стыда она онемела.
Омоновец, растерянно переводивший взгляд с нее на Олега, пожал плечами и махнул кому-то:
– Капитан!
Приблизился невысокий крепыш с жестким, недобрым лицом. За ним спешил человек в белом халате – да, на набережной уже стояла «Скорая». Врач наклонился над китаянкой, а капитан неприязненно взглянул на Олега:
– Опять ты здесь? Какого черта?
– Поужинать пришел, – хмуро отозвался тот. – Нельзя, да? Нельзя мне и моей девушке поужинать?
– Эта, что ли, девушка твоя? – Капитан бесцеремонно уставился на Женю, которая изо всех сил пыталась стянуть полы халатика. – Ври больше. Документы? От какой фирмы работаешь?
Это уже явно адресовалось Жене.
– «Агата Кристи», – с трудом справилась она с дрожащими губами.
– Мать честная! Чего только не придумают! – покрутил головой капитан. – Неужто старушка тоже этим делом промышляла?! Кто такие, почему не знаю? Эскорт-леди или сама по себе таскаешься?
– Эй ты, Егоров, угомонись, – негромко предостерег Олег. – Придержи язык. Женя, покажи ему документы.
Женя растерянно огляделась, вспоминая, где бросила сумку.
Ясно где! В Таечкиной каюте!
– Они внизу, – проговорила, все еще вздрагивая. – Я там переодевалась, потому что облилась водой. Если надо, принесу.
– Ладно, потом, – отмахнулся капитан, демонстративно теряя к ней интерес. – Что тут было-то – объяснит мне кто-нибудь или нет?
Подошел Саша Лю. Он стер кровь с лица, и стало видно, как распухли губы.
– Опять хулиганствуешь, Лю? – несердито спросил омоновец. – Я же тебя прошлый раз как человека спрашивал: достают? И что ты ответил, ходя? Хао, хень хао! [5] А теперь что скажешь?
Саша криво усмехнулся:
– Ох, капитана, мало-мало холосо! А правду говорят, будто Кабана положили?
Егоров напрягся:
– Откуда знаешь?
– Сообщили! – Саша угрюмо махнул рукой на двух громил, которые спускались по сходням, подталкиваемые в спину автоматами. – Кабан всегда тихо приходил, знал, что и я шуметь не стану, а эти… наехали, как в кино, только что стволами не махали еще на набережной. Убит, говорят, твой Кабан, теперь нам будешь платить. Я говорю: кто босс? Они: вон, в «Патроле» сидит. – Саша повернулся, оглядел набережную: – Да где там, будет он ждать! Умотал, конечно.
5
Хорошо, очень хорошо! (китайск.)
– Какой номер, не заметил? – насторожился Егоров.
– Нет, помню только, что «Патрол» побитый, облезлый такой. Да ты их спроси, они лучше знают, – кивнул Саша на задержанных, которые уже грузились в автобус.
– Ага, – Егоров дернул углом рта. – Ждите ответа! Ну, что дальше было?
Саша рассеянно потер лоб, потом, спохватившись, обернулся к врачу:
– Таечка как?
– Руку немножко задело, ерунда, – легкомысленно отозвался тот. – Нет, правда ничего страшного, уже приходит в себя. Вон тех, – махнул в сторону раненых, – куда крепче приложило. Это вы поработали? – Он с интересом оглядел Олега.
Тот пожал плечами:
– Стреляли…
– Так, Лю, давай колись, что потом было? – нетерпеливо хлопнул в ладоши капитан.
– Я им отдал рубли – по курсу, как всегда, – зачастил Саша, – а они: «Ты что, гад, в лесу живешь, не знаешь, что курс сегодня уже двенадцать рублей?» Я говорю: «Мужики, но ведь Кабан должен был приехать 17 августа, и я приготовил по тому курсу». Они говорят: «Нам гони по двенадцать». Я: «Завтра будет двадцать – вам что, по двадцать отдавать?» – «И по пятьдесят отдашь», – отвечают так ласково – и в зубы мне! И еще раз! Я упал, Олег подскочил, хвать за руку того, кто меня ударил, завернул за спину, а вон тот, – Саша брезгливо кивнул на раненого, все еще лежащего за стойкой, – выхватил пушку и начал палить.
– Ясно-о, – со скукой кивнул Егоров. – Он первый начал, а вы со Стрельниковым только защищались. Это я уже который раз слышу. Ладно, иди с богом, – махнул на Олега. – Я теперь человек ученый, больше цапаться с тобой не буду – опять ведь генерал из воды сухим выведет! Вали отсюда, пока я добрый! И забери с собой эт-ту… – пренебрежительное движение подбородка в сторону Жени, – сестру милосердия.
– Она очнулась? – спросила Женя.
Олег кивнул:
– Да.
Это были первые слова, которыми они обменялись за довольно долгое время. В угрюмом молчании поднялись к «Орбите», потом вошли в парк. Парк был просторен, красив, но Жене было как-то не до его тенистых аллей. И даже восхитительный утес с Ласточкиным гнездом не произвел на нее особого впечатления, даже скелет кашалота возле краеведческого музея, даже просторные набережные огромного стадиона. Ее знобило: погода испортилась, небо обложило тучами. Олег предложил поймать такси, но она покачала головой и шла, зябко обхватив плечи.
Олег беспомощно покосился, пробормотал:
– Был бы пиджак…
Но пиджака не было. Не снимать же ему последнюю рубашку ради какой-то там… Существует, конечно, старый дедовский способ согреть озябшую девушку – обнять ее, просто, без затей, обхватить за плечи, но Олег до этого не додумался, а Женя, понятно, не стала проявлять инициативу.
– Да не волнуйтесь так! – не выдержала наконец молчания. – Врач же сказал: только руку оцарапало.
Олег покосился недоумевающе:
– Ты о чем? О Таечке, что ли? О господи, да конечно, это чепуха. Тая привычна и не к такому, даром что нежная, будто цветок.
Показалось или голос его и впрямь совершенно равнодушен?
– Где же она успела привыкнуть?
– Да здесь, в Хабаровске, где еще? Китайцев в городе вдруг образовалось слишком много, закрепиться пытаются как могут, а тут и без них белые с черными делят сферы влияния так, что Амур выходит из берегов. Сашка – он родился здесь и вырос, а и то чужаком считается, потому что желтый. А уж приезжие… Таечка такую школу жизни прошла, что не дай бог.
– Она отлично говорит по-русски.
– Ну да, учили все, кому не лень, – флегматично отозвался Олег.