Помоги мне исполнить мечты
Шрифт:
Тридцать два
Я и Майки сидели на кухне. Наверху, в моей комнате, уснула Лондон после долгих рыданий, никто не мог успокоить её, — ни Кристи, ни Мама, ни даже сама я — пока папа ни принес мои пилюли со снотворным и ни заставил её выпить их. Я никак не могла успокоиться, как же это её, дурёху, угораздило так вляпаться? Мешая чай ложечкой, я нервно звякала ею о кружку, даже не обращая внимания на это, — так сильно увлеклась собственными мыслями — а вот Майки заметил это и скривился.
—
— Всё будет хорошо, всё наладится, успокойся, — говорю я.
— Он уехал! А я беременна! Какого черта все наладится?! — Голос Лондон звучит жалостливо, даже несмотря на то, что фраза сама по себе довольно гневная.
А затем истерика её совсем накрывает, и я не могу обойтись без чьей-то помощи. Майки ждал внизу, потому я спустилась к нему, давая шанс остальным членам семьи успокоить девушку. У них это бы точно лучше получилось.
Ещё минута. И ещё. Один малюсенький кусочек сахара уже давно растворился в кружке, но я все равно продолжала настойчиво его размешивать. Меня волновало сразу несколько вопросов. Во-первых, это, конечно же, какой у неё срок и оставит ли она ребенка. А во-вторых, это Трент. Рассказала ли она ему? Если нет, то почему, а если да, то по какой причине он уехал, ведь я бы на его месте, узнав такое, совсем бы об учебе не думала. Я считала, что Трент относительно порядочный парень, по крайней мере, с моральными качествами у него все в порядке. И, в-третьих, знают ли её родители? Пожалуй, это единственные люди, чью реакцию предугадать я не могу.
С каждым новым мгновением звон ложки отдавался мне все ярче в голове. Нет, только не сейчас! Мало того что у меня и так из-за всех этих мыслей голова болит, так не хватало еще чертово приступа. Майки внимательно наблюдал за мной, словно бы оценивал мою изменяющуюся реакцию.
— Знаешь, — он пожал плечами, — я думаю, что всё к этому и шло с самого начала. Этого и следовало ожидать.
Я кивнула. Он прав. Это было предопределено — они вместе как два пламени, как искры, как молнии, которые сразу же вспыхивают неистовым огнём. Их страсть ни к чему хорошему не привела бы. А уж неосторожность… Что толк теперь разглагольствовать об этом?
Потерев виски пальцами, я вновь принялась за свой уже остывший чай.
— Ты в порядке? Голова разболелась? — разволновался парень. — Где у вас аптечка?
— Да всё в порядке, — внезапно звонко засмеялась я после того, как была удивлена его реакцией, — просто мысли покоя не дают.
Сегодня была одна из самых обеспокоенных ночей. Пожалуй, если бы я составляла список таких вот ночей, то эта ночь стояла бы где-то в начале. Мысли пугали. Мысли копались во мне. Мысли не давали мне уснуть. Почему всегда то, что больше всего волнует нас, что днем мы пытаемся забыть, с чем справиться, всегда всплывает в разуме по ночам? Если бы можно было не думать об этом, забыть или вовсе стереть, то было бы прекрасно, но никак не выходит.
Майки остался на ночь. Он спал у подножья дивана, на матраце, который папа принес откуда-то, охраняя мой сон, ведь я спала на диване — моя кровать уже была занята. За всю ночь мы не обмолвились ни словом, только слушали неровное дыхание друг друга, как оно сбивалось и как выравнивалось — явный
Я слышала, как папа тихо спускался по ступенькам. Его походка никогда не была такой мягкой, можно было лишь гадать, от чего же это, но думаю, это всё из-за изнеможения. Кристи постоянно бродила по дому туда-сюда, то заглядывая на кухню и прихватывая с собой новый полный кофейник, то заглядывая в мою комнату, то просто бродила без цели от угла к углу. Всех нас волновало поведение Лондон, и все хотели бы знать подробности, хотели бы знать о том, как она дальше поступит. Моя мама спала с ней наверху, потому что она понимала отчасти её чувства. Да и к тому же, она мать, она знает, как быть в такой ситуации, знает, как успокоить ребенка, какие слова нужно подобрать.
Всё не могли дождаться утра, которое принесет с собой облегчение и скроет печальный след ночи.
Часов в десять утра я позвонила семье Одэйров, чтобы узнать, как у них дела. Разговоры с ними после смерти Ив мне всегда казались жутко длинными, но одновременно и короткими. Мы могли висеть на телефоне целый час, а сказать за это время всего-ничего. Но это не было признаком, что всё плохо, наоборот, это значило, что мы понимаем друг друга. Молчание было знаком сочувствия. Не знаю зачем, но каждый раз я старалась говорить радостным, жизнерадостным голосом, я рассказывала им о том, что случилось, или просто немного лгала, фантазировала, чтобы порадовать их, я постоянно произносила, что должна сиять также ярко, как Ив, ведь это был её завет.
Я, мама, Кристи, Майки, папа и кроль позавтракали. Только мы, люди, съели немного шоколадного торта, чтобы поднять настроение, а кролику были выдан корм. После завтрака Майки извинился и поспешил отлучиться по семейным делам. А Лондон спала до самого вечера, хотя, быть может, и не спала вовсе, а лишь притворялась. Но тот самый промежуток времени, пока мы ждали её пробуждения, был мучителен.
И я решила взять всё в свои руки.
— Вставай! — произнесла я и бросила в подругу подушкой.
Лондон повертелась в кровати и, накинув на голову одеяло, отмахнулась. Что ж, раз она не хочет по-хорошему, то будет по-плохому. Я запрыгиваю на кровать и пытаюсь расшевелить подругу, вытаскиваю из-под неё одеяло, расталкиваю, стараюсь столкнуть с кровати, но та лишь ещё больше сжимается в комок. Она сжимается и начинает вновь еле слышно рыдать. И тут я понимаю, какая же я дура.
— Лондон, — произношу.
Она не отвечает. Тогда я ложусь рядом с ней и обвиваю её тело руками. Вот так просто. Чувствую, как её трясет от рыданий. Но я не могу ничего сделать.
Я вспоминаю, что почти всегда она меня успокаивала. В первые месяцы после того, как я узнала о болезни. Когда я заходилась в истериках. Когда меня избила Стейси. И когда меня чуть не изнасиловал Брэд. Всегда. Почему я ни разу не могла её утешить? Почему я не могу подобрать слов сейчас?
Лондон плакала, а я все ждала, пока она успокоится. Я не знала, как выразить ей своё сожаление.
Как она будет жизнь без меня? Нет, не так. Как я буду жить без неё там, в пустоте? Или, быть может, где-то ещё, куда после смерти попадают души людей, если они и попадают, конечно. Я не могу представить свою жизнь, свою смерть без неё, без Майки, без моей семьи. Потому, порывшись у себя в воспоминаниях, я нахожу, пожалуй, единственные правильные слова: