Помоги мне вернуться
Шрифт:
Всё, что он ему рассказал, в чем признался, о чем так искренне сожалел, было правильно. По-другому Шерлок поступить просто не мог. Не имел права. А то, в чем он каялся дрожащим от волнения голосом, вчера казалось Джону мелким и незначительным.
Ну было и было. Зачем ворошить?
Теперь Джон понял, что Шерлок сделал то же самое во второй раз. Безжалостно. Жестоко.
«Всё ложь. Всё притворство».
Отчаяние было нестерпимым. Хотелось всё крушить вокруг себя, хотелось выплеснуть боль и обиду.
«Предатель», — эта
Он не знал, сколько времени так сидел — час или два, или целую вечность.
Стук в дверь заставил его сильно вздрогнуть.
Майкрофт был очень взволнован, но из последних сил старался держаться. Он спокойно проследовал в гостиную, невозмутимо глядя прямо перед собой, и лишь белые, пересохшие губы выдавали его состояние.
— Не пытайтесь его разыскать. Даже я не знаю, где он.
Джон вдруг совершенно успокоился. Это не было апатией или искусственным безразличием. Это было именно успокоение, пришедшее к нему так неожиданно.
— С чего вы взяли, что я буду его искать? Я потратил на него слишком много времени и сил. Теперь я буду жить. Работать, встречаться с женщинами. И любить. Женюсь в конце концов. Буду приглашать домой гостей. Буду встречаться с друзьями, которые у меня обязательно вскоре появятся. Хватит с меня Холмсов!
Майкрофт смотрел на него потрясённо, и Джон вдруг подумал, что сейчас этот выдержанный, несгибаемый человек заплачет, и будет плакать очень-очень долго.
Удар настиг и его.
Но Джону не было его жаль. Джон не хотел больше жалеть никого, даже себя.
— Да-да, конечно, — нерешительно произнес брат его бывшего друга. — Но…
— Никаких «но», Майкрофт! Довольно. Уходите и больше никогда не напоминайте мне о себе. И о нем.
========== Часть 9 ==========
Ждать живого Шерлока оказалось труднее. На это у Джона сил уже не нашлось, и он твердо решил не ждать.
Но из всего того, что он с такой уверенностью пообещал Майкрофту Холмсу, получалось только одно — жить. Да и то с трудом. Было очень плохо. Так плохо, что Джон даже перестал это чувствовать.
Оказывается, ждать не так уж и тяжело, пусть ты и не признаёшься в этом себе самому. Самое безумное и самое необъяснимое ожидание так или иначе естественно и нормально. А вот делать вид, что не ждешь,, но при этом каждую минуту напряженно вслушиваться в надежде уловить знакомый звук, всматриваться, силясь увидеть знакомые очертания — это та ещё пытка. Этому поневоле подчинена вся твоя жизнь.
Свое второе ожидание Джон запрятал надежно — в самую глубину. Оно существовало в недрах его души само по себе, разрасталось там, меняло свой облик, меняло характер, становясь то безудержно-агрессивным, то сдавшимся и покорным.
Но Джон об этом старался не думать.
Он просто жил. И ничего не происходило.
Работа, дом, день, ночь.
Прошло два месяца.
***
Он жестко сказал миссис Хадсон, что слышать о Шерлоке не желает. Она ничего не ответила. И даже не заплакала, как видно, тоже посчитав предательством столь необъяснимый отъезд.
Но теперь они были вдвоем. Джон не понимал, как он мог так опрометчиво избегать её общества раньше.Вместе они проводили свои вечера, иногда ведя долгие беседы (миссис Хадсон рассказывала о себе, и Джон с изумлением осознавал, что почти ничего не знает о ней), иногда лениво перебрасываясь редкими фразами. Джон сидел в её кухне, или в её гостиной, и душа его только здесь хотя бы чуть-чуть оживала.
Всё остальное время он не чувствовал ничего, даже обиды. Не видел снов, не скучал, не вспоминал. Он словно вмерз в свое одиночество. Бейкер-стрит была тем маленьким островком, где хотя бы было тепло.
Шерлок.
Кто такой Шерлок?
Не знаю…
***
Майкрофт Холмс на Бейкер-стрит не появился ни разу, но каким-то образом Джон всегда ощущал его незримое присутствие, и, как бы он ни старался закрываться от очевидного, это было для него очень важно.
Тонкая нить так и не оборвалась.
Работа поглощала все его время. Эпидемия гриппа довольно тяжелой формы пришлась как нельзя кстати. Джон понимал, что не имеет на такие мысли морального права, но почувствовал немалое облегчение от возможности просто работать на износ и ни о чем не думать.
Но вскоре он сам заболел, и болел неожиданно долго, сразу же погрузившись в апатию.
Миссис Хадсон ухаживала за ним неустанно, не обременяя при этом своим постоянным присутствием, за что Джон был ей от души благодарен. Он много спал и почти ничего не ел.
Болезнь тяготила вынужденным бездельем, и, стоило разуму слегка затуманиться высокой температурой и ослабить контроль, нахлынули воспоминания. Они набросились на Джона, словно только и ждали, когда он окажется беззащитен. Но как бы ни рвали они его сердце, Джон вынужден был признаться себе, что воспоминания эти упоительны…
***
Часто звонили коллеги, и Джон с удивлением обнаружил, что не безразличен им, что он часть чего-то большого, где у него, оказывается, есть свое законное, прочное место.
Один раз наведалась Сара — принесла пакет фруктов и запах свежести, и неожиданно это доставило Джону удовольствие. Короткий роман был им давно забыт, но сейчас он смотрел на девушку и видел ту Сару, чей облик поначалу так его взволновал.
Они долго болтали, смеялись, и Джону было хорошо и легко.
Сара поцеловала его на прощание и посмотрела долгим взглядом.
— Выздоравливай, Джон. Я тебя жду.
И Джон услышал всё, что она хотела ему сказать.
Весь вечер он думал о ней, о её запахе и глазах, понимая, как безмерно устал от собственного одиночества. Захотелось простоты. Захотелось любви, живой и обыкновенной. И секса, которого у него не было уже так непростительно долго.