Поморские были и сказания
Шрифт:
Нет! В торгу любо, а в море люто.
Отец нахмурится и скажет Лихославу:
— Хотя ты голова делу, но блюдись морскому гневу. По смерти отца Лихослав отпихнул брата от лодейного кормила. Перешерстил* всю лодейную службу, ни в чем не стал с дружиною спрашиваться:
— Я-де на ваше горланство добыл приказ!
И лодейная дружина не любила Лихослава, но боялась его.
Люди ближние и дальние говорили Гореславу:
— Что ты молчишь брату? Зачем ты знание свое морское кинул ему под ногу? Разделись с братом. Батько
Эти речи Лихослав знает и зубами скрипит:
— Ай, братец! Костью ты мне в горле встал.
Таким побытом братья опять пришли на Новую Землю.
Добыли и ошкуя* и песца. Ждали попутных ветров, чтобы подняться на Русь. А Гореслав с товарищем еще побежал, на остатках, по медвежьему следу. И в этот час с горы пала поветерь, пособная ходу в русскую сторону.
Закружились белые мухи: снег лепит глаза. Гореслав и дружинник кинулись к берегу — берег потерялся из виду. И бежать грубо: в камне одну ногу сломишь, другую выставишь: и мешкать нельзя: знают, что в лодье их ждут и клянут.
А старший брат видит, что в берегах непогода, и скаредного своего веселья скрыть не может: «Я с тобой сегодня, братец, учиню раздел! Ты сам за своей погибелью пошел».
И Лихослав начал взывать к дружине:
— Сами видите, друзья, какое лихорадство учинил мой братец. Нароком он гулять отправился, чтобы меня здесь удержать да уморить. А что вы домой торопитесь, на это он плюет и сморкает.
Дружина смутилась. Некоторые сдались на эти речи. Но которые бывали в здешних берегах, те говорят:
— Непогода пала вдруг. Это здесь в обычай. Заблудиться может всякий. Надо в рог трубить и ждать. А не выйдут, надобно идти искать.
Кормщик затрубил в рог.
Лихослав освирепел:
— Ребята, у них затеяно с Гореславом против нас! Не поддадимся нашим супостатам!
Доброчестные дружинники говорят:
— Господине, это ты затеял что-то. А мы без хитрости. По уставу надобно искать потерянных до последнего изможения.
Лихослав кричит:
— Не слушайте, ребята! Они хотят вас под зимовку подвести. По уставу я ответчик за дружину. Не дам вас погубить. Они и в рог-то трубят — свои воровские знаки подают… Эй, выбирайте якоря! Эй, вздымайте паруса! Бежим на Русь!
В лодье вопль, мятеж. А погода унялась. Над землей, над морем выяснило. Гореслав с товарищем выбежали на берег и смотрят это буйство в лодье…
Лихослав управил лодью к морю, кормщик отымает управленье и воротит к берегу. Одни вздымают паруса, другие не дают.
Гореслав и закричал:
— Братцы, не оставьте нас! Доброхоты, не покиньте!
Лихослава этот крик будто с ног срезал: чаял, потеряется да околеет там, а он стоит как милый.
В злобе Лихослав забыл всю смуту в лодье. Он хватает лук и пускает в брата одну за другой три стрелы. Первая стрела, пущенная Лихославом в брата, утонула в море. Вторая жогнула Гореслава в голенище у бахил*. Третья стрела прошила рукавицу и ладонь,
Сказанье говорит, что, видя это злодеянье, оцепенели море и земля, окаменели люди в лодье. А Гореслав, добрый, кроткий, стал престрашен. Он грозно простер окровавленные руки к морю и закричал с воплем крепким:
— Батюшко Океан, Студеное море! Сам и ныне рассуди меня с братом!
Будто гром, сгремел Океан в ответ Гореславу. Гнев учинил в море. Седой непомерный вал взвился над лодьей, подхватил Лихослава и унес его в бездну.
Утолился гнев Студеного моря. Лодья опрямилась, и люди опамятовались. Дивно было дружине, что все они живы и целы.
Гореслав ждал их, сидя на камне, с перевязанной
рукой. Дружинники, от мала до велика, сошли на берег, поклонились Гореславу в землю и сказали:
— Господине, ты видел суд праведного Моря. Теперь суди нас.
Гореслав встал, поклонился дружине тем же обычаем и сказал:
— Господо дружина! Все суды прошли, все суды кончились. А у меня с вами нету обиды.
С этой дружиной Гореслав и промышлял до старости. Дружина держала его в чести, а он их — в братстве.
Братанна
Гандвик — Студеное море,
Светлое, печальное раздолье,
Солнышко в море уходит.
Вечерняя заря догорает.
Маменька помирает,
Сына и дочь благословляет:
Ухожу к заре подвосточной,
Ухожу к звезде полуночной.
Се тебе, милому сыну.
Промысел морской оставляю,
Отецкой лодьей благословляю.
Где руки отцовы трудились.
Туда и тебе, сыну, ходити.
Сестра тебе в материно место,
Братанна в доме хозяйка.
Мир тебе, доченька родная,
Речь у тебя не людская,
Да велика кротость-терпенье.
Велико по дому раденье.
Поживите, деточки, в совете.
А кто совет ваш нарушит,
Кляну того морем и землею!
Земля на того и море!
Услышь меня, синее море!
Поблюди моего милого сына.
Подроди* немую Братанну!
И солнышко закатилось,
Вечерняя звезда восходила,
Маткины очи затворила.
И днем поют попы-дьяки,
Ночью брат с сестрой плачут.
После этого быванья
Брат с сестрой зажили в совете.
Он в море пойдет — простится,
С промысла придет — доложится.
И брата Братанна хвалит,
По головушке его гладит.
Только речь у ней не постатейно.
Говоря* у Братанны непонятна.
А брата, как мать, жалеет,
День и ночь по дому радеет.
После этого быванья
Возрастные годы приходят.