Поморский капитан
Шрифт:
– Понятно, – сказал он, – что еврей хочет купить галеру за четверть ее реальной стоимости. На нее у тебя нет никаких документов, происхождение ее в качестве твоей собственности покрыто тайной. А точнее – как раз никакой тайны не представляет.
– Что же делать? – спросил у венецианца Степан. – Что делать, если я все-таки хочу продать галеру, хотя бы за половину настоящей цены?
Марко засмеялся, обнажив белые здоровые зубы – поразительную редкость для мужчины его возраста.
– Тогда тебе придется продать ее за треть цены, – ответил он, и они оба захохотали.
Торг с Иегудой Коэном продолжался
Сейчас на галере оставалось множество ценных предметов, которые Феликс Азеведу – французский пират с португальской фамилией, оставил для своего удовольствия. Тут имелся китайский фарфор, итальянская серебряная посуда, турецкие ковры с рисунком-орнаментом: все эти вещи Степану не приходилось прежде видеть никогда.
– Тебе ведь не нужно все это? – поинтересовался Иегуда. – Зачем тебе фарфоровые чашечки, капитан? Для чего тебе серебряные кубки со сценами из греческой истории? Разве мужественному воину, вроде тебя, нужно все это?
Кончилось тем, что торг состоялся, и еврейский купец приобрел галеру со всем ее содержимым по сходной цене. Впрочем, цена эта была более чем достаточна для того, чтобы капитан Кольцо и его люди могли экипироваться сами и закупить все необходимое для долгого плавания в неспокойных водах Варяжского моря.
Степан по прежнему своему опыту знал, что люди, не занятые делом, стремительно распускаются. Далеко не все умеют держать себя в руках, найти себе занятие, контролировать себя. Большинство нуждаются в том, чтобы их контролировали другие. Поэтому капитан придумал для каждого из членов команды занятие. Чинили паруса, исправляли такелаж, чистили оружие. Под руководством Каска, когда-то ходившего на большой шхуне, тренировались в лазании по мачтам.
В город людей не пускали. Так решил Степан, и умудренный жизнью Марко Фоскарино с ним согласился.
– Половина людей с берега не вернется, – заявил он уверенно. – Так всегда бывает, это известно. Кого-то зарежут в пьяной драке где-нибудь в кабаке. Кто-то увлечется портовой девкой, и тогда его ищи-свищи. А кто-то будет так пьян, что не успеет и глазом моргнуть, как окажется похищенным прямо из центра города и проданным в новое рабство.
– А для тебя есть важное дело, – сказал Степан Федору. – Ты ведь иконописец? Значит, самое важное дело для всех нас сделаешь. Нужно закрасить на борту вот эту надпись, – он показал на сделанную Хагеном «Sten», – и написать прежнее название – «Святая Дева». А еще изобразишь на парусе, – он показал на верхнюю часть фок-мачты, – саму Пресвятую Деву. Здешние корабли все под парусами ходят, а у Русского царства флага своего нет. Но известно, что Святая Русь находится под особым покровительством Матери Божьей, Непорочной Марии Девы. Будет у нас вместо флага Ее икона на парусе. Под Ее иконой и будем сражаться.
Федору нужны были краски и кисти, так что за всем этим Степану пришлось отправиться в Сан-Мало. На сей раз он взял с собой Лаврентия.
Колдун почти все время теперь проводил возле раненого Василия. После визита врача боярскому сыну не стало легче. Жар то спадал, то начинался вновь.
– Трав здесь нужных нет, – сокрушался Лаврентий. – Дома я сам умел находить в лесу, и когда мы с тобой на Русь пошли – с собой взял целый запас. А теперь все пропало, ничего нет.
Действительно, где станет Лаврентий искать целебные травы, даже если Степан отпустит его на берег? Куда идти, где искать? Здесь ведь и леса-то совсем другие, и травы иные растут.
Чаще всего для помощи раненому Лаврентий использовал свою изготовленную на корабле колдовскую шапку с самодельными бубенчиками из металлических пуговиц. Он надевал ее и, склонившись над Василием, долго-долго бормотал заклинания. В руке при этом Лаврентий сжимал осколок камня Алатырь.
– Камень не поможет нам вернуться на родину, – объяснял он Степану. – Потому что заклятие Хагена с его камнем слишком сильно, чтобы преодолеть его. Но помочь Василию выздороветь при помощи камня возможно.
К лежащему с раной Дмитрию Кордиосу Лаврентий отказался даже подходить. Один раз только приблизился и сразу же, даже не взглянув, отошел.
– Он умирает, – сказал колдун. – Смерть уже охватила его, пропитала каждую частицу тела. Помочь ему я не могу, а находиться рядом с умирающим для меня невыносимо.
– Но ты же много раз помогал больным и раненым, – возразил Степан. – Многие из них потом умерли.
– Когда я помогал им, – ответил колдун, – не было очевидно, что они умрут. Тогда еще я видел надежду, и значит, веяния смерти не было. А с Дмитрием дело кончено – он уже принадлежит другому миру.
Отправившись в Сан-Мало за красками, Степан с Лаврентием опоясались саблями, а на весла шлюпки посадили Лембита Хявисте, который должен был поджидать их в порту у причала. На Лембита выбор пал как на самого надежного – гигант, силач, он не вызывал ни у кого желания приставать к нему с лишними разговорами. Кроме того, Лембит бывал в Стокгольме, в Ревеле, и поэтому среди Степановых товарищей мог считаться наиболее опытным и не подверженным искушениям.
К этому времени новая одежда была уже куплена и прилажена по фигурам, так что подобно экипажу корабля Степан и Лаврентий стали похожи на европейских жителей и своим внешним видом не привлекали ничьего внимания.
Сначала Степану очень хотелось купить себе короткие штаны и белые чулки, а также туфли с пряжками. Наряд Марко Фоскарино произвел на него сильное впечатление. Показавшись сначала нелепым, он затем овладел воображением поморского капитана.
Но, присмотревшись к людям в Сан-Мало, Степан убедился в том, что здешние капитаны не носят такой наряд. Короткие штаны с чулками носили врачи, члены городского магистрата, богатые купцы. А здешние капитаны кораблей имели вид воинственный, почти солдатский: высокие ботфорты, грубый кожаный колет и черная шляпа с круглыми полями. Единственное разнообразие и щегольство в костюм вносили рубашки и штаны. Штаны должны были быть непременно полосатыми – таково требование моды, а рубашки могли быть шелковыми и очень дорогими, украшенными пышным жабо на воротнике. К этому богатому наряду полагался непременный плащ из тонкой шерсти, который можно было носить переброшенным через плечо либо на согнутой руке.