Помяловский
Шрифт:
Мрачному царствованию Николая подведен был итог, когда Помяловский переходил в высшее отделение семинарии.
Скрытое движение русской общественной мысли пробилось на поверхность, проявляя свою могучую силу и обострив борьбу классов. Мы видели, с какими препятствиями луч света зарождавшейся новой эпохи, проникал через закоптелые и грязные окна семинарии, как мучительно шел ему навстречу Помяловский. стараясь как-нибудь приобщиться к великому движению, наметить свое место в нем. Иллюзий себе Помяловский не создавал. Он знал сколь недостаточны знания, вынесенные им из семинарии, для того чтобы включиться в пропаганду новых идей, в активную общественную работу. В одной из своих записок, говоря о Канте, с философией которого он познакомился в семинарии, Помяловский пишет:
«Скажите же,
Сильно мучили Помяловского в ту пору вопросы перевоспитания, общественного призвания и т. д. Любопытна в этом отношении следующая его запись того же времени: «Как это тяжело до сих пор не знать, что я такое: умница или завзятый дурак, дьякон или просто пролетарий, или, еще проще, маленький великий человек. Чем я лучше и хуже других, счастливее или несчастливее… Иногда кажется, что я ко всякой работе способен, а иногда силен только на словах и в мечтах. Иногда думается, зачем я не ангел, тогда бы удовлетворял своим стремлениям; иногда думается, зачем я не кот и не крыса, тогда бы я не стремился ни к чему. А иногда, оставив высшие взгляды, Топишь пустоту душевную в стакане водки за восемь копеек. Помню, однажды, в нетрезвом виде, я всех товарищей своих встревожил рыданиями о неразрешимости моих стремлений. Все удивлялись, пожимая плечами, не постигая, над чем это я надрываюсь».
Но долго оставаться в этаком гамлетовском душевном состоянии Помяловскому не пришлось. Не таково было время и не такова была натура Помяловского, чтобы оставаться в стороне от великого движения. Жалость к униженным, к жертвам казенной педагогии, явно обозначившаяся у Помяловского уже в школьные его годы, питала теперь его интерес к педагогическим проблемам.
ВОПРОСЫ ВОСПИТАНИЯ И НОВАЯ ЭПОХА
«Умственное движение, возбужденное в нашем обществе событиями последних годов, обратилось недавно к вопросам воспитания».
Вопросы воспитания были в центре общественного внимания новой эпохи. Педагогические журналы 1857 года связаны были преимущественно с двумя крупными именами в области нашей педагогики — К. Д. Ушинского и Н. И. Пирогова. Первая статья Ушинского, выступившего в «Журнале для воспитания», — это горячий призыв в защиту педагогической литературы.
Воспитание действует, в частности, на человека и вообще на общество, главным образом, через убеждение; а органом жизни такового является педагогическая литература. Такова основная идея этой статьи.
В двух статьях, посвященных проблеме народности в общественном воспитании, Ушинский выдвигает основные моменты современной ему педагогической литературы, знакомя с постановкой общественного воспитания в Англии, Германии, Франции, Америке и других странах. При этом Ушинский подчеркивает, что каждая педагогическая система лишь тогда достигает своей цели, когда она построена на базе определенного народного быта.
Характер каждого человека — по взглядам Ушинского — слагается всегда из двух элементов: природного, коренящегося в телесном организме человека, и духовного, вырабатывающегося в жизни под влиянием воспитания и обстоятельств, причем оба эти элемента находятся в постоянном взаимодействии. Воспитание поэтому должно строиться не на абстрактных идеях, а на началах, созданных самим народом. Ибо народность — единственный источник жизни народа в истории.
Одна из основных формулировок этой статьи Ушинского передана им в следующих словах: «Народная идея воспитания сознается тем скорее и полнее, чем более семейным делом народа является общественное воспитание; чем более занимается им литературное и общественное мнение, тем чаще вопросы его становятся доступными для всех общественными вопросами, близкими для каждого, как вопросы семейные».
Эти идеи Ушинского о народности и общественном воспитании влияли на первые литературные выступления Помяловского («Вукол», «Долбня», «Данилушка»). На него не могли не иметь большого влияния также статьи Добролюбова в «Современнике» (периода 1857–1859), посвященные обсуждению педагогических работ Н. И. Пирогова, к которым в ту пору Добролюбов относился с большим сочувствием и энтузиазмом. Позже в связи с известным отступничеством от своих идей Пирогова, ставшего попечителем Киевского учебного округа и дошедшего до оправдания в педагогии физического наказания, Добролюбов обрушился на последнего своей памфлетически гневной статьей «Всероссийские иллюзии, разрушаемые розгами».
Ранние статьи Добролюбова о Пирогове проникнуты новыми педагогическими идеями, столь характерными для той эпохи. В первой статье Добролюбова непосредственно о Пирогове сказано мало. По обычному методу публицистической критики здесь говорится больше «по поводу» книги. Но мысли самого Добролюбова отличается здесь большой ясностью и убедительностью. Он громит «ортодоксальные» педагогические системы, в силу которых ребенок должен слушаться без рассуждений, слепо веровать своему воспитателю, признавать его приказания единственно непогрешимыми; безусловное повиновение — по Добролюбову — вредно действует на чувство, убивая в ребенке смелость и самостоятельность ума, парализуя его волю. Особенно это относится к выдающимся детям, к натурам гордым, сильным, энергическим, которые при нормальном свободном развитии высоко поднимаются, проявляя во всю ширь богатство своих духовных сил. И наоборот — при казенщине и педагогической рутине они впадают в апатию или в непримиримую ненависть к своим воспитателям и делаются большей частью «отверженными» для данного общества, его заклятыми врагами и «лишними людьми».
Мысли, развитые в этой статье Добролюбова, особенно должны были волновать Помяловского, испытавшего на своей спине все ужасы варварского воспитания. Разве следующий отрывок из этой же статьи Добролюбова не показывает всей психологии выходцев из бурсы, всех этих Аксюток, Гороблагодатских, которых впоследствии показал Помяловский в своих «Очерках бурсы»?
«В ожесточении против угнетавших его, — говорит Добролюбов, — воспитанник развивает в себе дух противоречия и становится противником уже не злоупотребления только, а самых начал, принятых в обществе. Разумеется, его ждет скорбная гибель или жизнь, полная скорбного недовольства самим собою и людьми, пропадающая в бесплодных исканиях с неумением остановиться на чем-нибудь. И сколько благородных, даровитых натур погибло таким образом жертвою учительской указки, иногда с жалобным шумом, а чаще просто в безмолвном озлоблении против мира, без шума, без следа».
Для Помяловского эти строки Добролюбова несомненно прозвучали с особой силой. В них глубоко прочувствована трагедия, которую столь недавно пережил будущий автор «Очерков бурсы».
Вслед за Добролюбовым он берется за перо и средствами художника показывает, что главное в воспитании — это уважение к человеческой природе ребенка, предоставление ему свободного, нормального развития, внушение правильных понятий о вещах, живых и твердых убеждений; что уважение к добру и правде должно быть сознательным, а не вызванным страхом или корыстным расчетом на похвалу и награду…
Педагогические проблемы представляют в ту пору для Помяловского большой интерес. По выходе из семинарии он занялся обучением младшего брата Михаила, воспрепятствовав его поступлению в бурсу. «Сам погиб, — говорил он, — но брату погибнуть не дам и в бурсу не пущу. Я расскажу ему все, до чего додумался; человеком, может быть, сделаю». Этому воспитанию брата Помяловский в течение года отдался с огромным энтузиазмом, как истый педагог, знакомясь основательно с учебной литературой и разными педагогическими пособиями. Дело дошло до того, что он сам принялся писать учебник географии и написал по этому предмету до десяти листов. Занимался он и частными уроками, поглощая всевозможные педагогические книги и журналы. Он задумывал также ряд педагогических статей и очерков, и подготовил целую серию набросков («Человек подражательный», «Человек без аттестата», и «Дневник девицы»), большей частью вошедших потом в состав его известных произведений: «Молотов», «Брат и сестра».