Понтифик из Гулага

Алексеев Сергей Викторович

И засмеялась над собственной злой шуткой.

Левченко отвернулся.

– Он говорил, наследство в каком-то банке, вроде, зарубежном. Я плохо слушал… Не каждый же день деды объявляются! Да ещё такие… Может, в Штатах заработал, скопил и оставил? Помню только условие: на эти деньги построить мост. Так что мне придётся уволиться с работы и строить мост.

Чёрные вдовы опять недоумённо переглянулись.

– Мост?!.. Какой мост?

– Вроде бы каменный, через реку. Я и запомнил-то, потому что условие не обычное…

– Через какую реку? – грубовато произнесла Екатерина. – Вы что несёте?

– Думаю, через Волгу. У нас

через Волгу мостов маловато. Дед не сказал, через какую, я потом уточню… Уточнить хотел. Как вы считаете, его поэтому похитили? Кто-то ещё узнал про завещание? Адвокаты – продажные люди…

– Сами подумайте! – возмутилась вдовствующая императрица. – Ну, разве можно на книгах заработать? Чтобы на мост хватило? Ещё и каменный! Даже в Штатах?!.. Все деньги ушли на покупку квартиры. Ему государство выделяло бесплатно, в дар – отверг. Чтоб быть независимым.

– Тогда я не знаю природу ценностей, – подытожил внук. – Вскроем завещание – узнаем…

– Когда вы собираетесь это сделать?

– Хотел сегодня, – как-то вяло отозвался внук, при этом зорко озираясь, – но уже не успеваю… Завтра с утра теперь.

– Мне здесь не нравится. – Екатерина что-то почуяла и встала. – Вон там коляска другая, а мамаша та же… Расходимся!

– И мне здесь не нравится, – поддержал её Левченко. – Чую чьи-то взоры, глаза… За нами следят?

– Не исключено. Расходимся!

– А что с внуком? – спохватилась Елена Прекрасная. – Вы где остановились?

– В аэропорту, – признался тот. – Я же проездом…

– Поселитесь в квартире Елены, – заявила вдовствующая императрица. – Самое безопасное место. У неё совершенно чистая квартира, там можно вести любые разговоры и решать самые секретные задачи. Елена, вы не против, если у вас поживёт мужчина?

– Я не против, – покорно согласилась та. – Правда, у меня в доме мужчины не приживаются…

Екатерина и слушать её не хотела, додавливая самозванца.

– Надеюсь, вы же не уедете, пока ситуация не прояснится? С вашим дедом?

– Я уже понял, – обречённо произнёс Левченко. – Дед разрушил все планы… Как объяснюсь с начальством? Работаю на газодобыче полуострова Ямал. Завтра моя вахта начинается… А мне ещё заявление писать на увольнение. Теперь уж точно придётся строить мосты.

– Утрясём, – пообещала Елена Прекрасная, тоже рассеяно озираясь. – Человек способен построить мост через Волгу, а заботится о какой-то вахте… Дурдом!

– Лирика потом, – оборвала её мастер по камуфляжу, натягивая рыжеватый парик. – Уходим по одному. Вы, наследный принц, идёте за мной, держите в пределах видимости. Такси остановлю я, доставят по адресу на Гоголевский бульвар. И пожалуйста, из квартиры без ведома хозяйки ни шагу!..

Таким образом они миновали значительную часть парка, и уже на выходе к улице Михайлова новообретённый внук Патриарха внезапно исчез из поля зрения. Потом его спина дважды мелькнула меж деревьев и пропала в зелени парка. Обе чёрные вдовы заметили это одновременно, ибо не теряли видимой связи с ним, поэтому тотчас вернулись к месту, где он мелькал в последний раз, но кроме мамаш с колясками, сосущих пиво и смолящих сигареты, никого более не обнаружили…

3

Взрослым он никогда не плакал, излив все слёзы и выметав из кадыкастой гортани подлые, скверные для парня рыдания ещё в юности, когда лишился родителей и остался, по сути, на попечении двоюродной

тётки. Польский Белосток был под немцами, однако их семья не ощущала тогда ни голода, ни холода, ни прочих военных невзгод, поскольку отец владел складскими помещениями на железнодорожной станции, несколькими мясными лавками по городу и ещё помогал родственникам, поселив в своём доме эту самую Гутю, девицу на выданье. Он сам играл на духовых инструментах в любительском оркестре, мечтал вырастить из сына музыканта, поэтому Станиславу, а заодно и юной воспитаннице наняли учителя музыки, краснолицего и веснушчатого студента консерватории Вацлава. Три раза в неделю он приходил к ним в дом и занимался с каждым отдельно по два часа, причём с Гутей только на скрипке, а со Станиславом ещё на альте и виолончели, ибо заметил его особую одарённость.

– Такое ощущение, будто вы сами – смычок! – восхищённо говорил он. – Вы извлекаете из себя божественное звучание!

Война учёбе не помешала, тем более, у отца немцы сначала забрали склады под свои нужды, а потом назначили его управляющим и платили хорошее жалование. А вот учитель музыки страдал, лицо у него выцвело, побледнело, нос от этого словно вырос вдвое, и яркие веснушки стёрлись. Втайне от родителей они с тёткой подкармливали Вацлава, давали с собой съестное и копили для него деньги. К тому же, делать это было не трудно: отец с матерью целыми днями пропадали в пакгаузах, а продуктов было достаточно, особенно немецкого шпика, консервов и муки. Студент быстро ожил, руки перестали дрожать, когда подстраивал инструменты или канифолил смычки, и даже нос стал поменьше.

Обычно Вацлав давал задание Станиславу и сам уходил наверх, к тётке, которой никак не давалась даже простенькая скрипичная музыка, потому как учитель не мог поставить ей руку. Гутя родилась в деревне, закончила всего лишь сельскую школу для бедных, однако говорили, что она очень красивая, и её ждёт удачное замужество и хорошее будущее в Белостоке. Станислав присматривался к своей тётушке, но никакой особой красоты не замечал – чопорная, горделивая и совсем неулыбчивая девица.

Обычно из её комнаты на уроках музыки доносилась невразумительная какофония звуков, перемежаемая бубнящим голосом учителя, который потом исполнял небольшие пьески, заставляя повторить. И ещё горестные вздохи и стоны разочарования бедного и упорного студента. Ей следовало бы прекратить занятия, но отец настаивал, да и сама Августа страстно мечтала научиться играть в надежде, что её выдадут замуж в богатую, образованную семью. Поэтому учитель терпеливо возился с ней часами и, даже будучи бледным, возвращался от неё красным, вспотевшим, но зато улыбался, когда слушал Станислава, и говорил:

– Вы будете ещё великим музыкантом! Запомните только одно: великое достигается великими поступками.

Это льстило, вселяло уверенность. Учитель потом смеялся и по секрету сообщал:

– А вашей милой тётушке я до сих пор не могу поставить руку. Ей самое место в мясной лавке.

Беда на их семью обрушилась внезапно.

Сначала её узрел один только Станислав, причём сквозь щёлку приоткрытой двери. Тётка стояла, почему-то согнувшись, с распущенными волосами, скрипкой в руках и при этом была совершенно голой! Но водила смычком по струнам, стонала и улыбалась. И Вацлав тоже был голым! Он возвышался сзади, держал её за талию и как-то торопливо, коротко дёргался, зажмурившись, словно слушал чарующую музыку.