Понтий Пилат. Психоанализ не того убийства
Шрифт:
Кстати, о незаконнорождённости. Оказывается, достоверность и этой детали подтверждается сохранившимися сведениями об Уне. Она была незаконнорождённой, и потому эта тема была для неё болезненной. Да что уж там, она была просто помешана на доказательствах, что незаконнорождённые — это лучшее, что только может быть на земле.
Отсюда, из всех возможных претендентов её возлюбленным должен был стать именно незаконнорождённый.
Даже придумывая имидж своему мужу (всадник — это позорно! а ведь он будущий император!), она не могла не возвести Пилата в сан незаконнорождённого.
О Пилате бытует множество легенд, почти все глупейшие (вроде той, что, когда Пилат покончил с собой, то народ Рима бросил его тело в Тибр, а возмущённая этим река на год вышла из берегов и отомстила жестоким людям многими бедствиями). Даже иерархобогословы — и те уважают только две из них. В обеих Пилат — незаконнорождённый сын царя. Уна могла бы придумать, что он царь без царства, законнорождённый, но, скажем, из дворца выкраденный, —
Наместник, пропретор — это ещё и указание на комплекс неполноценности Уны, усиленный её незаконнорождённостью.
Модификации легенд о Пилате, очевидно, сводятся к одной. Для начала Пилат — незаконнорождённый сын царя Ата и красавицы– шлюхи П`илы (Пила + Ат = Пилат). Пила отдалась незнакомому мужчине по первому его требованию.
Конечно, Уна не могла не учитывать, что здравствуют многие сослуживцы Пилата, которые помнили, что Пилат говорил им, что он — Понтиец. Отсюда не могла не быть придумана некая деталь легенды, объясняющая эти его признания. И она была придумана — и иерархобогословами сохранена. Дескать, совсем молодым человеком римлянин Понтий совершил убийство, и был вынужден бежать — в бывшее Понтийское царство! Где он долго и прожил, естественно, приобретя манеры урождённого понтийца — в молодости это происходит легко. В интересах безопасности он и в дальнейшем выдавал себя за Понтийца. А поскольку главное имя у её мужа римское — Понтий, то оно и трансформировалось в того же Понтия, но с другим (географическим) смыслом. На самом же деле Пилат вовсе не Пилат, а Понтий-римлянин.
(Кстати, такое объяснение попутно давало «императрице»-имиджмейкерше возможность оправдаться, почему у неё столь скверные взаимоотношения с мужем: дескать, и опростился он в Понте, и садист-убийца он, и несдержанный, и не поговорить с ним ни о чём возвышенном, не повосхищаться Европой…)
Приведённая легенда о Пилате-уроде должна была особенно прийтись по сердцу монахам-«внешникам» с неуравновешенной психикой, хотя и не всегда наголо бритым, но с тонзурой.
Действительно, традиция (читай: больное подсознание католических монахов) гласит, что Пилат — убийца, туповатый злодей, римлянин (Рональд Браунригг. Кто есть кто в Новом завете. Словарь. М., Внешсигма, 1998). И имя у него вовсе не Понтий Пилат, а Пилат Понтий, а называть его для краткости надо — Понтий. Ведь именно так у римлян. А в Евангелиях что-то опять напутано. Как и в случае со спирой.
Словом, если доверять созданной цензурой традиции и «историческим свидетельствам», то Евангелие во всём надо подправлять. Во всём! Чем уроды в рясах всегда и занимались. И занимаются*.
* Автор тоже подправляет — но не оригинал, а иерархоперевод субъевангелий. (Примеч. ред.)
Вот такая битва происходит вокруг пятого прокуратора Иудеи — наместника, префекта, пропретора. По самоощущению, по разговорам в кулуарах, по восприятию населения и т. п. — ибо таковым до времени воспринимала его «императрица».
Каюсь: в моей первой книге «При попытке к бегству» (Тула, ХАСО, 1994) Пилат назван прокуратором.
Оправдываюсь: никак иначе Пилат в доступных мне изданиях не упоминался.
Есть у меня обыкновение: когда ем, включаю радио. И надо же, во время одного из таких включений выступал некий профессор православной духовной академии, который утверждал, что Пилат вовсе не прокуратор, а — наместник, префект. Аргументацию его я не помню, — да и какая может быть аргументация во время суматошного радиовыступления? — но мне хватило.
Прокуратор ли, префект ли, пропретор ли — знание не Бог весть какое, но взволновало оно меня чрезвычайно.
Я бы сказал — неадекватно.
Как, наверно, взволновали бы слова того, который бы мне сказал: пятый прокуратор Иудеи, одетый, как и положено пропретору, в белоснежную тогу с широкой пурпурной полосой, вышел на последнюю линию колоннады Иродова дворца — навстречу лучам закатного солнца, и простёр к нему руку — ладонью вперёд…
Примечание редактора к месту, отмеченному зн`акомm. Поразительно! Когда я первый раз редактировал рукопись, эти слова: «…могла выйти замуж только за стоящего лишь в шаге от высшего в Риме седалища» мне показались совершенно неприемлемыми. Автор (хотя для него было важно в этом вопросе другое — субъективное самоощущение Уны) обосновывал (логически) этот «шаг от высшего седалища» тем, что Пилат, дескать, был наместником Иудеи, а наместники-де — ближайшие к императорскому трону иерархи. Я ему возражал в том смысле, что, не говоря даже о туче облизывающихся на трон иерархов-патрициев в самом Риме, наместники в Римской империи тоже бывали всякие. Иудея — это не самостоятельная «большая» провинция (во главе которых обычно стояли действительно высокопоставленные патриции-проконсулы), а всего лишь маленькая область, входящая в «большую» императорскую провинцию Сирия; по этой причине такую незначительную территорию и доверили всаднику, и т. п. То есть, говорил я, наместник наместнику рознь, точно так же, как мэр Москвы и мэр, ну скажем, Мухосранска хотя и называются одинаково, но от «седалища» обитают явно на разном расстоянии. И если всаднику Пилату и удалось бы когда-нибудь приблизиться к императорскому креслу, то, как казалось на время того обсуждения, ой как нескоро (хотя, в принципе, возможно: императоров из сословий даже низших, чем всадники, Рим если не в I веке, а позднее, всё-таки увидит). Тогда автор вынужден был согласиться с этой аргументацией (ничего возразить на уровне логики не смог) и исправил это место в тексте следующим образом: «…могла выйти замуж только за некрофила-карьериста, способного „подниматься” по иерархической лестнице вплоть до высшего в Риме седалища». И в таком, более мягком, виде (в общем-то, тоже верном — с точки зрения обычной логики) текст и был бы опубликован, если бы уже на завершающей стадии вычитки чернового макета мне не открылась самым потрясающим образом правота меняйловской интуиции! Да-да, именно интуиции, чутья, поскольку его логика в данном случае явно не справилась с объяснением того, что он, по его словам, чувствовал, видел, ощущал.
Итак, 11 февраля 2002 года читаю себе спокойненько макет, глава уж не помню какая, но к вопросу о «седалище» явно никакого отношения не имеющая, время 22:10. И вдруг как осенило: где-то за неделю до того у Иосифа Флавия в «Древностях» (XVIII, 6, 6) мельком заметил, что римский сенатор Сеян был, оказывается, не просто сенатором (как я раньше думал), но начальником преторианской гвардии, во время отсутствия в Риме Тиберия государством управлял именно он, а в 36 году и вовсе решил стать императором, замыслив убить престарелого Тиберия, однако заговор был раскрыт, Сеян казнён и т. п. Тогда на это место у Флавия я как-то внимания не обратил… Но ведь именно с Сеяном обычно и связывают внешние события вокруг назначения Понтия Пилата на должность в Иудее!!! А затем именно с казнью Сеяна и связывают снятие Пилата, потерявшего «волосатую руку» в Риме, с должности! И что? Причём тут «один шаг до высшего седалища»? Да очень же просто! Сеян был не кем-нибудь, а начальником преторианской гвардии, т. е. Главным Начальником Охраны всей Римской империи. Помните главу «Её начальник охраны»? Если помните, то непременно подумаете об императрице, которая сделала Сеяна speculator'ом (только не говорите, что тут могло обойтись без императрицы!). А если эту императрицу звали Клавдия, была она третьей женой Тиберия, и была у этой Клавдии незаконная первая (prima, или una—единственная настоящая) дочь по имени Клавдия Пр`окула, вышедшая замуж за некоего Понтия Пилата?.. Тогда все разрозненные звенья цепочки сливаются в единую и мощную цепь. Тогда становятся понятными и отправка дочери из блистающего Рима в захолустье (обе потомственные императрицы и без лишних слов знали, чт`о делать в продвижении к пределам власти), и дальнейшие достоверные события в том случае, если бы заговор Сеяна против Тиберия увенчался успехом. «Безвременно от нас ушедшего в самом расцвете сил» 78-летнего Тиберия с почестями хоронят, Сеян становится императором, для скрепления преемственности династий женится на Клавдии (если она ещё жива), её настоящую дочь (вместе с мужем, естественно) возвращают в Рим, Пилата вводят в сенат (ещё со времён Августа всадники там не были «белыми воронами», да и потом — кто из патрициев бы дерзнул шептаться по углам, что новый фаворит всего лишь презренный всадник? а вот император уверен, что Пилат — царских кровей и род его древний, но до времени он вынужден был эту тайну скрывать… вы же понимаете…), через некоторое время избирают консулом, затем под влиянием либо Клавдии, либо Уны Сеян обречён усыновить Пилата (в Риме это было уже традицией, именно так стали императорами и Август, и Тиберий, и большинство последующих), а дальше—…
Так что механизм стремительного восшествия на престол очень даже реален, и Уна нисколько не заблуждалась… если бы Пилат действительно был к власти хоть как-то предрасположен. Но Провидение видело для Пилата другое предназначение, и его миновала чаша сей участи. Сеян был казнён, Пилата сняли с должности (в основном, конечно, за то, что он и так уже доказал, что для власти не рождён) и вызвали в Рим… чем бы это могло окончиться — кто знает, но Провидение распорядилось так, что Тиберий умер ещё до того, как Пилат в Рим прибыл…
Разумеется, такой вариант развития событий — лишь гипотетический. Однако, для нас важно не то, развивались ли бы события именно таким образом (если бы Сеяну удалось совершить задуманное; если императрица — именно та самая мать Уны; и т. п.), а то, что это было в принципе возможно.
И такой — быстрый — путь Пилата к вершинам власти — гораздо более достоверен (и для Уны — императрицы, дочери императрицы, внучки императрицы — только и приемлем), чем долгое «продвижение некрофила-карьериста по иерархической лестнице».