Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
– Откуда тебе известно, что за штуковину ставил?
– спросил я его.
Он пожал плечами, переступая огромными ботинками, и улыбнулся.
Резко, сразу со второй, я принял старт. Путешествие предстояло долгое. В военном деле то, что я собирался предпринять, называется рекогносцировкой. Я намеревался поработать над планом покушения на генерала Бахметьева ещё в одной местности.
Товар должен производиться при всех обстоятельствах, даже в случае непредвиденного исчезновения заказчика.
В Пярну, справа от пляжа, зыбь с такой злостью и частотой швыряла куски льдин о булыжный мол, что их крошево,
Мне хотелось отойти по молу подальше от берега и обозреть панораму возможного поля битвы. И предаться сладким воспоминаниям. Пять лет назад, ночью, на торце мола, нас с Мариной спугнул прожектор катера береговой стражи.
Городок Синди, где, наверное, до сих пор обретается её первый эстонский муж, находился в двадцати минутах езды.
Встроенное в длинное здание пляжных служб маленькое кафе с четырьмя столиками - "кохвик" - оказалось открытым. Три молодца, коротавшие время за картами у стойки, мрачновато посмотрели в мою сторону. Не вставая с высокого табурета, один перекинул на мой столик затянутое в пластик выцветшее меню. Я не стал читать и попросил двойной коньяк. Молодцу пришлось положить карты, отлепиться от компании, дотянуться до бутылки, которую, видимо, редко тревожили, взять рюмку и наполнить её.
– Мне нужно позвонить в Таллинн. У вас есть телефон?
– спросил я.
– Есть, но это служебный. Если нужно, может быть, вы воспользуетесь переговорным пунктом в городе? А с другой стороны здания есть таксофоны.
Клиенты без мобильника казались ему деревенщиной. И, видимо, акцент выдавал лицо моей национальности.
– Холодно, пронизывает. Я бы посидел, согрелся... Может быть, ваш начальник разрешит воспользоваться аппаратом? Я заплачу, конечно.
– Я и есть начальник, - сказал он.
– Значит, можно?
– Не следует в вашем возрасте и в такую погоду совершать моцион непременно по молу, - проворчал он, - тогда не замерзнете... Можно, конечно.
Снял трубку, вытянул антенну и принес мне.
Я кивнул и отхлебнул из рюмки.
– Алло, - ответил Скелет Велле из музыкальной лавки. Я представил, как он с досадой оторвался от своего бульона. Музыки не слышалось.
– Это Шемякин говорит. Для меня ничего?
– Добрый день, господин Шемякин. Для вас ничего.
– Передайте Ефиму, что необходимо обсудить одну закупку. Непременно до завтра. Пусть либо приедет, либо позвонит. Я вернусь домой после девяти вечера.
– После девяти вечера. Сегодня. Передам, - сказал Скелет.
– Но это проблематично.
– Пора, ребята, - велел парень, назвавшийся начальником кохвика.
Все трое вышли, щелкая суставами бамбуковой шторы в дверном проеме за стойкой бара.
– Что значит - проблематично?
– Господин Шлайн просил в случае соответствующего вопроса с вашей стороны поставить вас в известность о его отсутствии в течение двух дней. Возможно, трех. Именно.
Я набрал номер Марины.
– Кто это?
– спросил Рауль.
Я вдавил
Сделал большой глоток коньяка.
Бог с ними, подумал я, с этими ящиками. Сообщу ей позже. Не горит, наверное. Ящики, насчет которых Марина просила оглядеться в районе пярнусского пляжа, находились за окном. Выстроившись цепочкой, парни передавали их из рук в руки от подсобки кохвика и аккуратно укладывали в "Рено"-пикап с крытым кузовом. Знакомый рисунок черепахи, выведенный одним беспрерывным движением, четко выделялся на торцах картонок, плавно вдвигавшихся в распахнутые дверцы кузова. Собственно, вид этих бережно сложенных картонок и завел меня в кохвик.
Телефонная переносная трубка с антенной вряд ли была оборудована цифровой памятью. На всякий случай я все же натыкал на наборной панели три или четыре комбинации пришедших в голову цифр - на случай, если начальник кохвика вздумает выяснять, куда я звонил.
Я не завтракал и не обедал, только выпил кофе на полдороги в Пярну у бензоколонки. И коньяк делал свое дело. Ефим Шлайн уже представлялся мне гроссмейстером проходимцев.
Случается, что большая затея, чем детальнее прорабатываешь план действий и глубже вникаешь в возможные последствия, кажется все менее реальной. И покушение на генерала - в Таллинне ли, в Пярну - представилось мне теперь выдумкой. Контора Шлайна не намеревалась оперативно вмешиваться в поездку генерала Бахметьева. Шлайн вытягивал дело на уровень операции по собственной инициативе. Москве вполне бы хватило информации, полученной мною в Лейпциге... Сердцевину столь непроницаемо защищенной конторы если и удается расковыривать, то только изнутри. Анонимка и всплыла изнутри. Первым её "увидел" Шлайн и немедленно подложил на большой стол. Присовокупив свои соображения. Инициатива наказуема. Шлайн жаждал наказания. Начальство поручило ему вести дело. И цирк, где мне отвели роль клоуна, которому достанутся пинки под зад, как говорится, зажег огни.
Ефим придумал дело. Ради карьеры. Ничем не рискуя, только подставляя какого-то Шемякина. Бедный жалкий Шемякин!
Ефим понимал, что начальство наплюет на жаждущего провинциальной власти генерала (пусть себе жаждет) и его контакты то ли с эстонцами, то ли с немцами (у всех завелись коммерческие связи), а заодно и на сто с лишним бочек ядовитого красителя (мало ли чего по России разбросано). И потому поджарил информацию - присовокупил к ней покушение на Бахметьева, убрав которого террористы заполучат триста с лишним тонн отравляющих веществ (почему бы заразу в бочках не назвать и так?). После сентябрьских терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, вооружившись таким домыслом, двери в высоких кабинетах можно будет открывать ногой...
Липовая анонимка сулила Ефиму, что начальство возобновит интерес к его карьере. Мне - смертельный риск.
– Вам ещё что-нибудь угодно?
– спросил вернувшийся начальник кохвика.
– Мы закрываемся. У меня контролеры.
Контролеры, двигая высокими табуретами, расселись и разбрасывали на стойке карты.
– Еще двойной коньяк, пять минут на потребление и счет, пожалуйста.
– О'кей, - сказал парень.
"Рено" оставался на месте. Над торцом мола вздымались брызги прибоя, словно там всплыл кит, выпускавший фонтаны воды.