Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
– Теперь порог, осторожно, - сказал тот же голос.
Пахнуло деревом, смолой, растапливаемой печью и свежей хвоей. Дверь захлопнулась, включили освещение.
Музей! В обрамлении карельской вагонки - деревенский стол, обставленный деревянными креслами с резными спинками и подлокотниками, камин с горевшими поленьями за кованым экраном, подобие бара с бутылками, бочоночками, посудой и никелированным инвентарем, скрытый в ларе холодильник. Несколько кабаньих, оленьих, рысьих и волчьих голов скалили со стен клыки, выставляли лакированные рога и таращили остекленевшие рыжие глазищи на быт дореволюционного балтийского кулака, воспроизведенный в натуральном
Живой экспонат аборигена весил не менее полутора центнеров.
Необъятный, тонкого сукна китель с воротником стойкой свисал до медвежьих колен. Два мешка джинсовых штанин наползали на громадные, почти квадратные, искореженные косолапостью адидасовские кроссовки с распущенными шнурками. Под кителем выпирало чрево, которое вздымалось и опадало под сиплое дыхание полуоткрытого ротика. Круглое, почти без морщин лицо казалось странновато знакомым.
– Ну, увиделись!
– сказал толстяк.
– Заочно-то мы знакомы. Линьк-то Рэй из котельной в лохусальском-то пансионате - мой младший брат. Вот бывает-то!
– По обувке я, наверное, догадался бы, - сказал я.
Себя он не называл. Дечибал Прока остался за порогом.
Слева косо шла деревянная лестница, застланная вязаными половиками. Справа открытая дверь вела в гостиную. Там, в полумраке, мелькали всполохи, отбрасываемые телевизионным или компьютерным экраном, доносились гул моторов и дробный стук виртуальных взрывов. Хозяин, вероятно, оторвался от электронной игрушки.
– Переобуетесь в домашнее?
– спросил он.
– Если не обязательно...
– Как удобнее... Пожалуйста, присаживайтесь.
Гаргантюа Пантагрюэлевич забежал за кресло и сдвинул его, громыхнув об пол.
Спрямленные, без наклона, спинки придавали нам вид людей, переполненных чувством собственного достоинства. Сидели мы, что называется, аршин проглотив.
– Мне сказали, вы предпочитаете бренди, так ведь?
– Кто вы?
– спросил я.
– У меня сегодня затянувшийся день. И завтра рано в дорогу. И Прока затаскал по лесу. Давайте к делу.
Ге-Пе разбавил коньяк в своей рюмке кока-колой, придержал сопение и отпил осторожный глоточек. Я ждал.
– Неважно, кто я, - сказал он.
– Неважно, кто вы.
– Условие нравится. Подписано, - сказал я.
– Давайте дальше.
– Дальше будет стоить пять тысяч долларов.
Вот и прощальный подарок без вести пропавшему оператору. Или с вестями? Пропавший с вестями. Неплохо звучало.
– Я могу воспользоваться туалетом?
– спросил я.
– Через эту дверь и направо...
За дверью я невольно придержал шаг. В затемненном салоне на подиуме, накрытом мягкой, кажется, бархатной скатертью, светилась зеленоватая глыба хрустального аквариума размером с рояль... впрочем, рояль тоже, кажется, угадывался неподалеку. Глыбу изнутри кромсали своими передвижениями миниатюрные модели подводных лодок. Зависнув на секунду, одна выпустила две торпеды в другую. Синеватая субмарина, войдя в штопор, пошла на дно, растягивая шлейф черновато-перламутрового мазута и раздавленных глубиной матросских трупиков.
Тень Ге-Пе легла из-за моей спины на аквариум.
– Впечатляет?
– Сейчас, наверное, эта команда вопит "ура", - сказал я, ткнув пальцем в сторожевичок, разбрасывающий глубинные бомбы, которые выдавливали на поверхность аквариума пузыри-взрывчики.
– Решили, что их работа...
Возле умывальника на белом комоде лежала стопка бумажных полотенец. В зеркале, покрытое белыми катышками клочков, оставленных полотенцем, отразилось осунувшееся лицо замученного Шемякина с мешками под глазами. Но голова посвежела.
– Опять скрепит потертое седло, и ветер холодит былую рану, - спел я потихоньку отражению.
– Куда вас, сударь, к черту занесло? Ужели вам покой не по карману? Пора-пора-порадуемся...
Меня корежило от зависти. Такого великолепия в Замамбасове не создать на шлайновские гонорары. Не предложить ли услуги конторе братцев Рэй?
Старший, упершись лбом в аквариум, выставлял непомерный зад, с которого распадались фалды кителя, имевшего, оказывается, два фасонных шлица длиною почти до жирных лопаток. Локти братца дергались, он сосредоточенно нажимал на кнопки, манипулируя подводной битвой.
– А!?
– воскликнул он.
– А!? Смотрите-ка!
– На что?
– спросил я.
– Вот эта грузовая У-сто-пятьдесят-один - германская "Дойчланд" везет каучук, никель и другую сырьевую экзотику из Америки в Первую мировую войну. Так? Вот эта, другая грузовая подлодка, итальянская "Энрико Таццоли", везет товары из Японии в Италию во время Второй мировой войны. Так? Преодолевая блокады, так? А вот эта... видите, рыскает, моторчик слабоват или контакты окислились... британская "Эр-один", субмарина атакующего класса времен Первой мировой войны. Значит, так... Транспортник "Дойчланд" добирается нормально домой. Итальянская грузовая подлодка гибнет... потонет в Бискайском заливе на пути из Токио. Британская испытывает трудности с запуском торпед. А это... это идет русский подводный эсминец "Варшавянка", проект восемьсот-семьдесят-семь "Палтус", американское обозначение "Кило", из семидесятых годов. Он всех сокрушит. Скорость страшная - каплевидная форма! Британской сейчас наступит капут...
– А рельеф дна и география подлинные?
– спросил я.
Ге-Пе самодовольно хохотнул.
– Совершенно. Из ленинградского гидрографического института привозили яйцеголового. Построил абсолютную реплику шельфов и дна от Таллинна до Питера и от Стокгольма до Калининграда, вся Балтика... Территория, на которой границ нет!
– Стало быть, - дернуло меня за язык, - в этом хрустальном корыте можно и реальные подводные перемещения вне границ планировать?
Толстяк насупился.
– Нет. Конечно, нет. Всего лишь дорогая игрушка. Блажь, если хотите.
Он надавил красную клавишу на пульте. В аквариуме воцарился мир. Надводные и подводные суда застыли. Трупики отложили всплывание. Господь скомандовал времени остановиться.
Мы вернулись за деревенский стол.
– Давайте поторгуемся, - предложил я.
– Сомневаетесь в качественности информации?
– Нет, я верю вам. Но пока у меня складывается впечатление, что, возможно, не вам с меня, а мне следует взять с вас гонорар за пользование этой информацией... А? Вам ведь не терпится её сбросить. Вы человек практический, внешне легальный и предприниматель. Мокрушничество для вас способ ведения дел только при его полнейшей технологической обоснованности. То есть, когда иных средств и возможностей решить проблему нет. Сбрасывая информацию о человеке, которого я преследую, именно мне, вы тем самым признаете, что он действительно мешает вашим делам. Этот человек настолько крут, что подстроить ему безвременную кончину в результате случайного попадания окурка в бензобак его "мерса" ваша группировка...