Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
В любом случае, приглашение в представительство, то есть вывод меня из нелегального положения, могло означать одно: отмену операции.
И тут я увидел у крыльца почтамта, в исчерченном снегопадом световом кульке под фонарем, знакомый "Фольксваген Пассат". Капот машины исходил паром от таявшего снега. Из задней двери, придерживаемой Дечибалом Прокой, выбирался, жмурясь от секущей метели, Гаргантюа Пантагрюэлевич в длиннополой дубленке. Трое его бойцов в кожаных куртках и без шапок поднимались по ступенькам мне навстречу.
День затягивался.
Амбалы уважительно поздоровались на русском и сопроводили по лестнице к Ге-Пе, распростершему
Контрабандист торопился продемонстрировать дружбу, стало быть, я побеждающая сторона?
– Сработали классно. Заграница, ничего не скажешь, - сказал мне в ухо Ге-Пе, источая коньячный дух.
– Сядем в машину?
Бойцы дождались нашего погружения на заднее сиденье "Пассата" и захлопали дверями черного "БМВ", выдвинувшегося из метели. Прока, кивнувший мне с оттенком явного почтения, остался стоять снаружи у двери. Не велено слушать.
– Хотите эту машину?
– спросил Ге-Пе.
– Хочу вашего бренди, - сказал я.
– И ещё кое-чего...
– Будет все. Что же именно?
Может быть, он ждал вопроса, как ему удалось обнаружить и перехватить меня. При других обстоятельствах и в другом физическом и, как говорится, моральном состоянии я бы подыграл его самолюбию. Может быть, вслух порадовался бы, что он собирает информацию расторопнее полиции. Но в данную минуту и хорошие, и плохие люди на этой земле находились вне моего практического интереса. Я ничего не хотел, кроме как сбросить чужую одежду и белье, принять душ, хватить стакан коньяка и заснуть между простыней и пододеяльником на диване в одном безопасном доме на тихой улочке в Синди.
– Чтобы меня оставили в покое, - сказал я.
– Не в наших интересах, господин Шемякин, не в наших да и не в ваших тоже!
– Почему?
– Вы не против, если мы сдвинемся с места?
– спросил Ге-Пе.
– Мы тут светимся. Под фонарем, как видите... Ха-ха! Давайте поговорим неподалеку, рядышком... Я понимаю, вы устали. Но, повторяю, это в ваших интересах.
Ге-Пе постучал кольцом-печаткой по стеклу. Прока занял место за рулем и, не спрашивая, куда рулить, рванул с места на второй скорости, пробуксовав сгоряча в снежном месиве. Ездил он, конечно, неважно. Моряк.
Площадь между почтамтом и набережной, которую по правилам следует объезжать, Прока пересек напрямик. За темным бордюром, в который уперся свет фар, снег падал не в реку, а в бесконечность. Здесь кончалась земля. Проблески мерцающих окон на другом, невидимом берегу казались звездами.
Ге-Пе протянул серебряную фляжку, крышка которой болталась на ременной петельке. Фляжка была теплой. Видимо, он долго держал её в руке. Да и судя по перетопленному салону, в пути они были давно. Наверное, донесение о побоище под Керну поступило на лохусальскую виллу Ге-Пе от его человека в дорожной полиции. Возможно даже, что Ге-Пе получил его раньше, чем непосредственное начальство этого человека.
Проезжая мимо, Толстый наверняка видел искореженное железо и, вероятно, ещё не убранные трупы.
Не исключал я и той возможности, что Ге-Пе прибыл не от себя, а от кого-то еще. По горячим следам.
Почему в Марьямаа констебли патрулировали парой? В маленьком городке хватило бы и одного. Рассматривали меня... Паранойя. От перенапряжения и замотанности, подумал я и сделал глоток. Завернул крышку фляжки.
– Оставьте себе, - сказал Ге-Пе, отстраняя мою руку с посудиной. Перед сном воспользуетесь.
– Итак?
– спросил я.
– Давайте работать вместе, - сказал он обыденно.
– Хозяин операции не я.
– Я о будущем. После завершения операции. Никаких... этих... как его... гонораров. Я предлагаю не работу, я предлагаю положение.
– Если откажусь, то - что?
Толстый Рэй, словно корова в хлеву, тяжело, шумно и длинно вздохнул. Я почувствовал, как раздулся и опал его жирный бок под дубленкой. Он развернулся рыхлым телом.
– Я вижу, что у вас, как всегда, отношение к любому сотрудничеству негативное. Что ж, господин пессимист и Фома неверующий, давайте рассуждать вместе... Подставив под аварию со смертельным исходом двух и замочив ни за что ни про что ещё трех несчастных, вы неминуемо окажетесь под судом. В этой стране. Возможно, вы скажете, что тюрьма вам нипочем. Но следствие привяжет к вам москвичей. А москвичи этого не простят. Не простят вам. Посчитают предательством. Первый вариант... Теперь второй вариант. Вы не упредите Чико, и генерал Бахметьев попадет на собственную публичную казнь. Москвичи это тем более не простят... И ещё третий вариант. Вы убиваете Тургенева. Но генерал тоже убит. Его достает дублер, который, вне сомнения, уже здесь или прибудет ночью... Москвичам остается убрать вас. Концы должны оказаться в воде. Так ведь? При всех вариантах, таким образом, у вас нет будущего. А таланты, которые вы проявили и раньше, и три часа назад, и демонстрируете теперь передо мной, дорогого стоят.
– Ты прекрасно обрисовал мою участь, твое превосходительство. Она печальна. Ты хочешь, чтобы я переломил судьбу, попросившись в твою банду?
– Соединение.
Я сделал второй глоток из фляжки. Тепло грело душу. Тепло человеческой заботы и доброты.
– Я подумаю, - сказал я.
– Позже... Когда отработаю аванс, выданный за работу, на которой теперь занят.
И неожиданно для самого себя - из-за бренди, подкупающе и размягчающе вкусного, рявкнул:
– Я всегда работаю один. И знаешь почему? Чтобы ко мне не прилипала зараза. Ни партий, ни банд, ни этих твоих... соединений! Когда людей тянет объединятся, это признак эпидемии. В партии, кучки и стаи сбиваются больные. Помрачившиеся разумом и душой. Разве здоровый человек променяет свободу на рабство в ораве? А?
– Ваше положение у меня...
– Катись ты, твое превосходительство! Играй свою игру - и помогай и вашим, и нашим, и ещё всяким, какие найдутся! Крутись, как флюгер, под всеми ветрами! Ты ведь явился, потому что пронюхал, что пока моя берет, так? Или тебя послал ещё кто-то? Скажем, господин по фамилии Дубровин? Так?
Мне показалось, что впереди Прока заскрипел сиденьем. Как бы подгоняя его под себя, он сдвинулся вместе с ним вперед, к ветровому стеклу, словно испугавшись услышать лишнее. Действительно, чего я сорвался?
– Господин Шемякин, три с небольшим часа назад вы опрометчиво огрызнулись на людей, которые в этих краях делают все, что хотят... Буду откровенен. Поддерживать вас теперь опасно, смертельно опасно. А я поддерживаю. Иначе бы я, зная, как вот сейчас, где вы есть, должен был бы сдать вас этим людям... хоть и в мертвом виде. Но теперь, когда они впервые за много лет получили здесь по носу, мне вдруг захотелось использовать эту ситуацию в своих интересах. Которые могут стать и вашими... Отчего нет? На данном этапе скрытно, конечно. Люди, которые доставали вас на шоссе возле Керну, большая помеха для моего дела...