Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
Ефим поднял большой палец.
– Можно работать, - сказал он.
– Тебе не кажется, что тут душновато?
На улице уже стемнело. Дом полыхал освещенными окнами.
Ийоханнес Эйкович дремал в машине, зажегши подфарники. Уткнувшись радиатором в багажник его "шестерки", стояла темная "Вольво", за рулем которой сидела Марика. Я не стал спрашивать Ефима, как она ухитряется водить машину со своими протезами.
Шлайн потащил меня по асфальтовой дорожке вокруг дома, по своему обыкновению зацепив под локоть.
– Новости такие, - сказал я.
– Надежда
– Надеешься ухватиться за их хвост и выйти на логово банды?
– Уже ухватился, - сказал я.
– Кто такой Вячеслав Вячеславович?
Ефим подумал.
– Резидент военной контрразведки по Калининградской области. Крутой господин с большущими друзьями в Москве. Герой, имеет боевой опыт... Карьера пошла после спасения во Вьетнаме каких-то документов при налете на базу, где он находился, сайгонской шпаны. Потом Германия. Прихватил оттуда на поселение в Калининград группу офицеров, молодых провинциалов, лично преданных. Один из лидеров партии Балтийской республики, поборник немедленного провозглашения её порто-франко, на манер Гонконга до возвращения Китаю...
– Как это совместимо с его должностью?
– Уже не совместимо. Уволен со службы несколько месяцев назад.
– Чего же Дубровин трясется? Почему этот тип командовал на совещании в представительстве "Балтпродинвеста"?
– Значит, имеет ещё власть... Один звонок Вячеслава Вячеславовича в Москву, и Дубровина отзовут с хлебного места. Это - раз. Совещание носило неформальный характер, поскольку ты и сам - неформал. Это - два. В Москве большая разборка. Дубровин доносит туда, что взрыв, похищение Бахметьева, вся эта сумятица и беспредел - результат усилий молодцов Вячеслава Вячеславовича. Это - три. Твоя фотопленка очень кстати. Это уже четыре.
– Банда Чико выполняет заказ Вячеслава?
– Его. Дубровин сказал мне, что команда Тургенева на самом деле состоит из восьми человек. Шесть прежних, про которых мы знаем, включая азериков, плюс ещё два, формально это личные телохранители Чико, а на самом деле они приставлены, видимо, к генералу. Кукла, которую ты уложил, залетная, нанята в Пскове, подобрали дурачка... Она не в счет. Так что потерь у Чико Тургенева нет.
– Какую же позицию занимает Дубровин?
– Дубровин вел игру. Вернее, игры, несколько. Ему удобнее быть в курсе задумок Вячеслава, как ты его называешь... Расчет делался на то, что выкрадут тебя, Бэзил. Вячеслав обсуждал такую возможность с Дубровиным. Он говорил, что ему нужно похищение... Для обмена и скандала, для шумихи...
Я расхохотался.
– Чего ты ржешь?
– спросил Ефим, подталкивая меня вперед.
– Отлегло от сердца, - сказал я.
– Облапошили не только меня, а всех вас, паршивых начальников! Вы подставляли меня, а Вячеслав подставлял вас. Пока вы заигрывали с Вячеславом, он согласовывал свои действия с кем-то еще...
– Теперь все согласовывают свои действия с кем-то еще, экая невидаль, цена-то на все свободная, - сказал Ефим, двигаясь в обход вокруг дома. Одно неясно, почему, взяв генерала, они не убили тебя?
– Еще убьют, - сказал я.
– В этом твой последний шанс, Ефим.
– Мой? Не наш?
– спросил он.
Вечернее освещение улицы не давало возможности разглядеть лицо человека, желающего разделить мою участь.
Глава пятнадцатая
Государственное преступление
В тусклом свете фар "шестерки", у которой, наверное, давно отощал аккумулятор, определить, какие именно деревья выросли вокруг одноэтажной "Каякас", было невозможно. С тех пор, как мы в последний раз ночевали в этой гостинице с Мариной в эпоху её первого эстонского адюльтера, появилось ещё и просторное крыльцо. Под желтым светом его плафонов Дитер Пфлаум, ссутулившись и раскорячив руки, будто перехватывал баскетбольный мяч, от первого лица, говоря словами Маяковского, предлагал пухленькой администраторше невозможное. Она отрицательно покачивала взбитым коком на уровне галстучной заколки долговязого Дитера. Возможно, он насмотрелся фотографий в студии Тармо, выпил в баре и окончательно разогрелся. Толстушка, прикрываясь прижатым к груди портфельчиком, расчетливо пятилась к двери.
Объезжая на стоянке внедорожник "Опель Фронтир" с лейпцигским номером, Ийоханнес Эйкович уважительно крякнул.
– Дойчланд юбер аллес, - сказал он, вывихивая шейные позвонки, чтобы оглядеть красавицу-машину со всех сторон.
Высоко следовало оценить и хозяина. Он ловко скрыл броский автомобиль возле школы, в которой снимал помещение под студию Тармо. Машину ни я, ни Ефим не заметили.
– Вон его владелец, - сказал я Ийоханнесу Эйковичу, выбираясь из "шестерки", и обошел с тыла лучшего кригскамарада в мире.
– Этот господин из двадцать второй комнаты?
– спросил я девушку из-за плеча Дитера.
– Кажется, да.
– Он не предлагал вам купить столовые приборы с клеймом этой гостиницы? А наволочку и полотенце с метками? Нет? Сейчас предложит... Спросит пятьдесят крон. Я сам не прочь взять вещи за такую цену, но все же боюсь продешевить, а? Теперь я понимаю, зачем он ворует. Чтобы соблазнять хорошеньких, как вы... У этого человека ничтожные командировочные. Все, чем он может угостить даму, это "Орбит" без сахара... Вы уйдете со мной. Я ваш благородный спаситель.
Она прыснула, нырнув подбородком за портфельчик, и, обогнув меня, выскользнула в холл гостиницы.
– Шайзе1!
– сказал Дитер на всякий случай, поскольку ничего не понял. Его развернуло за мини-юбкой администраторши, а увидел он меня.
– Смирно!
– скомандовал я.
– Отделение! В бордель! Марш!
Медленно-медленно, как водят на парадах Легион, подвывая его занудный строевой "Будэн", мы в ногу подошли к такси. Ийоханнес Эйкович распахнул заднюю дверцу "шестерки" и, вытянув руки по швам, рявкнул: