Понурый Балтия-джаз
Шрифт:
Я имитировал нотки грубоватого раздражения, продиктованного обидой.
В принципе, мне теперь наплевать на Дубровина. Но в интересах полной ясности я хотел, чтобы он понял, кто он для меня после совещания и катавасии возле музея: мы в разных лагерях.
Он помолчал, взвешивая мои слова.
– У вас есть решение?
– спросил он.
– Есть.
– Хотелось бы выслушать.
– Выслушает господин Шлайн. Он в представительстве?
– Нет, в сопровождении.
– Потери большие?
– спросил я.
Он опять помолчал. И ответил вопросом:
– Чьи потери?
Подтвердил: да, в разных.
– Общие, - сказал я.
–
– Ну, хорошо... Передайте, пожалуйста, господину Шлайну, что встреча в девятнадцать тридцать на месте сексуальных ристалищ.
– На месте чего?
– Шлайн знает. Передайте, пожалуйста, дословно. Спасибо и до свидания.
Ни черта не послушают его эстонцы, подумал я, повесив трубку. Русских тут вообще не будут слушать. И не будет оцепления перед Лохусалу. И Чико на радость Дубровину и Вячеславу Вячеславовичу уходит теперь далеко-далеко, туда, где кочуют туманы. В море на подводном ковчеге типа "Икс-пять", ведомом матерым балтийским волком Раулем Бургером. Чтобы в спокойном тихом месте передать заложника заказчику. Или самому подержать заложника по поручению заказчика до поры, до времени. Пока береговая стража по сигналу Ге-Пе ещё протирает внезапно запотевшие окуляры своих биноклей и производит внеплановый профилактический ремонт радаров.
Генерал взят в заложники. Чико, мочила, только послужил прикрытием для азериков, Махмадова и Вайсиддинова, именно они вели основную игру. Тургенева взяли в компанию с тем, чтобы его репутация киллера заставила всех думать о покушении и только о нем.
Вскользь пришла мысль, что Рауль Бургер не заполучил бы "Икс-пять" у норвежцев без согласия англичан. В любом случае, боевая подлодка, даже брошенная на десятилетия, остается собственностью флота её величества и трансфер или, говоря проще, продажа таковой гражданскому лицу могла совершиться исключительно с ведома его представителей...
В сущности, плевать мне на политические шаги или требования, которые последуют за захватом Бахметьева, кто и как бы их не выдвигал. Теперь важен один вопрос - когда? Если я верно прочувствовал характер и стиль действий Чико вкупе с остальными, от ответа зависела продолжительность и моей собственной жизни. Это во-первых. И во-вторых: ответ определял временное пространство для попытки сыграть-таки дополнительный тайм - в этом случае меня, возможно, тоже вынесут с игрового поля ногами вперед, но хотя бы не будет сухого счета.
Размышляя обо всем этом в такси, я обнаружил, что винтовочный чехол протекает мне на колени.
– Извините, - сказал я водителю, - немного попахивает. Везу кошек любимой теще.
– Теще?
– спросил он флегматично.
– Теще можно. Отчего же не привезти теще кошек? Очень даже можно. Теще всегда нравится, когда привозят. Даже кошек. Теще не нравится, когда увозят...
Основная моя задача в новом положении, подумал я, выявить логово Чико. До сих пор он имитировал покушение на убийство. В том числе и на меня. Ломал в сущности комедию, даже когда развивал в подвале виллы Ге-Пе план пришпиливания моего трупа к генеральскому. А теперь... Теперь я унижен. И вследствие этого, по кавказским представлениям, из оперативной, временной превратился в постоянную угрозу. Отныне и навсегда. Пока существую. Нечто вроде кровника... И Чико это нравиться. Он любит риск. В особенности дуэльный, что ли.
Лично я против Тургенева ничего не имел. Просто противник. Непредсказуемый, трудный. Вонючий и опасный для здоровья мусор, доставшийся невезучему уборщику.
Взрыв "Фольксвагена Пассата" Гаргантюа Пантагрюэлевич устраивал по собственной инициативе. Тургенев в тот момент рассчитывал, что я попляшу под его дудку ещё пятнадцать часов. Я видел теперь два варианта причин покушения на меня на набережной в Пярну.
Первый. Ге-Пе убирал меня в состоянии припадка озлобления, поскольку я не принял его предложение сотрудничать. Предложение поспешное и опрометчивое. Под ошеломляющим впечатлением от исхода побоища под Керну. Толстяк, может быть, впервые в своей бандитской жизни увидел, как действия одного человека, в его глазах фраера, оказались эффективнее бахвальства, блефа и численного превосходства дешевых бойцов или, говоря военным языком, мяса. Кроме того, Ге-Пе выболтал мне чужую тайну - о том, что готовится похищение, а не убийство генерала. И этой тайне я, сглупив - сгоряча ли, от усталости ли, - не придал значения, поскольку заклинился на собственном плане.
Реальность этого варианта представлялась ничтожней вероятности второго: убрать меня приказал Вячеслав Вячеславович. На утро после побоища у Керну в представительстве "Балтпродинвеста" он делал вид, что ничего особенного не случилось. А я по дороге из Пярну в Таллинн никаких следов боя на Пярнуском шоссе уже не увидел. Вряд ли полицейские занимались уборкой останков машин и трупов. Ге-Пе со своей ордой двигался следом за Вячеславом Вячеславовичем. Толстяку полагалось принять меня на ответственное хранение, может быть в подвале его же виллы в Лохусалу, после захвата. А обернулось так, что он вызволял голого Вячеслава Вячеславовича из наручников и собирал по лесу его бездыханных бойцов.
Вячеслав Вячеславович в крайней злобе и отчаянии из-за провала верного дела и позора велел Ге-Пе догнать меня, разобраться по понятиям и, в случае неблагоприятного исхода обмена этими понятиями, убрать.
Если бы операция на Пярнуском шоссе удалась Вячеславу Вячеславовичу, путешествовал бы я в эти минуты в компании генерала Бахметьева в "Икс-пять" под зелеными волнами Балтики. Как они там обходятся с пассажирами? Плавать на подводных лодках мне не приходилось...
Предложение Ге-Пе о сотрудничестве после Кернуского боя могло быть сделано для отвода глаз, ради усыпления моей настороженности перед тем, как усадить в спешно заминированный "Фольксваген Пассат".
Каждый раз, подумал я устало, новый день - новый анализ, и все путанее.
– Послушай, друг, - сказал я водителю.
– Как называется твоя машина?
– "Лада". "Жигули", шестая модель, - ответил он торжественно.
– Давай сделаем так. Я дам тебе тысячу крон...
– Аренда?
– спросил он.
– Банк собираетесь грабить на моей машине? Ради ублажения тещи? Ха-ха...
– Ну, да, - сказал я.
– Вроде этого. На два-три дня.
– Это можно, - сказал он.
– Вместе со мной. Я обязательно дождусь вас у дверей, пока вы не выскочите с мешком денег!
– Хорошее настроение, да? Как тебя зовут?
– Ийоханнес Эйкевич, - сказал он.
– Разве у эстонцев остались отчества?
– Нет, я сказал для удовольствия клиента. У вас русский акцент. Чтобы вы обращались ко мне вежливо, то есть на вы.
– Двое суток работы по двадцать четыре часа со мной, Ийоханнес Эйкевич. Бензин оплачиваю. Работаем и днем, и ночью, едем куда и когда захочу, и вы ничего не спрашиваете, в особенности про мои семейные отношения.
– Тогда полторы тысячи.