Понятие «Мы» и суждение «Нашей» воли
Шрифт:
Естественный отбор в его классической форме, идущей от Дарвина, не означает преимущества стремления к господству, если не считать социальную среду совершенно нестабильной: «Излишняя агрессивность не приносит пользы животному, также и когда индивидуум занимает крайне подчиненное положение. В стабильных условиях промежуточные варианты в популяции более приспособленные». [109] Некоторые коррективы вносит в данную модель выявленная психологами двойственность объекта-цели. «В ситуации установления субординационной иерархии пища для обезьян становится не только источником утоления голода; обладание ею символизирует доминантное положение. Если обезьяна, занимающая подчиненное положение, попытается завладеть пищей, она подвергнется нападению со стороны доминантной особи. Если ей удастся убедить начальника, что банан ей нужен не для самоутверждения, а просто для утоления голода, тот позволит ей съесть его». [110]
109
Пианка Э. Эволюционная экология. Гл. 1.
110
Маслоу А. Г. Мотивация и личность. С. 166.
Можно привести даже физиологическую модель амбивалентности. «Вместе с рефлексом свободы существует также прирожденный рефлекс рабской покорности. Это отдача себя на волю сильнейшего, имеющая жизненное оправдание… Дело идет о двойных социальных актах: быть господином или рабом. Эти противоположности не так легко различаются… Больные нечто желают и имеют представления об этом желаемом (я господин, а не раб); и этого достаточно, чтобы возникло представление о противоположном (я раб)… Если возбуждающая частота действует на ослабленный организм, то она по закону предела приводит его в заторможенное состояние, а это тормозное состояние по закону взаимной индукции обусловливает возбужденное состояние вместо тормозного в другой половине ассоциированной пары, и поэтому связанный с ней раздражитель вызывает теперь не торможение, а раздражение. Это механизм негативизма». [111]
111
Павлов И. П. Двадцатилетний опыт. 30, 56.
Тем не менее задача, поставленная волей и разумом друг перед другом, отчетливее всего была сформулирована именно с волюнтаристической точки зрения. Шопенгауэр критикует Гегеля за смешение реального и идеального, называя тождество воли и тела наиболее непосредственной философской истиной, не требующей доказательств, а под идеей понимает устойчивую ступень объективации воли, поскольку воля есть вещь в себе. Воля сопровождается познанием, чем и обусловливается ее определяемость мотивами, но это относится не к ее сущности, а лишь к ее ясному проявлению. Святость для Шопенгауэра есть деятельность самоотрицания воли к жизни, достигшей полного самосознания и изменения способа познания, когда идеи познаются как одна и та же воля во всем, и возникает общее успокоение воли. [112] Переводя мантру «Tat tvam asi» как «Это – ты!» вместо «ты есть То», он выводит как право на принуждение, так и тождество мучителя и мученика. Ссылаясь на внутреннее чувство всемогущества воли в себе, составляющее внутреннюю сущность человека, он признает одновременно, что может быть уничтожена индивидуальная изоляция воли, а при известных обстоятельствах воля может уничтожить границы индивидуации. [113] Если не воспринимать эти два утверждения как повторение одной мысли, то остается заподозрить, что воля не столь непосредственна, как представляется, – что и делает Ницше.
112
Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. П. 25, 19; 70, 66.
113
Шопенгауэр А. О воле в природе. Гл. «Животный магнетизм».
«Шопенгауэр высказал мнение, что собственно нам известна одна только воля… Хотеть – кажется мне, прежде всего, чем-то сложным… Но что есть самого удивительного в воле: поскольку мы представляем собой одновременно повелевающих и повинующихся и имеем обыкновение не замечать эту двойственность и обманывать себя с помощью синтетического понятия “я”… хотящий верит, что хотения достаточно для действия, как будто существует необходимость действия». [114] «Чувство истины должно оправдать себя в качестве средства для поддержания человека, как воля к власти. Также и любовь к прекрасному есть воля, творящая образы, пластическая воля. Оба чувства тесно связаны; чувство действительности есть средство получить власть преобразовывать вещи. Мы можем постичь лишь мир, который мы создали… Воля к установлению одной морали является на поверку тиранией того вида, для которого она скроена, над другими видами». [115]
114
Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. Гл. 1.
115
Ницше Ф. Воля к власти. П. 422, 495, 315.
Продолжая критику философии, Ницше называет принцип системы Гегеля диалектическим фатализмом, приводящим философа к полному подчинению действительности, и подытоживает назревший протест против сублимации воли. В процессе видо-изменения ино-человек вынужден оперировать идеей ино-бога. Сверх-божественное по преимуществу сверх-действенно, недоступно по праву сверх-бытия, или мертво. Дерзновение мыслить Бога, превосходящего самого Себя, рефлексивно; тем самым оно способно породить замысел плотского бессмертия и безрождения. Первое допускает возведение к ницшеанству, не будучи локализованным в данном течении мысли, второе – к далеко зашедшему марксизму.
Увлечение русских образованных слоев переносится с гегельянства сначала на ницшеанство. Отбрасывая порочность присвоения исключительного сверхчеловеческого значения, отмечают естественность тяготения к идеалу сверхчеловека, а самодеятельность признают фактом душевного опыта. Переосмысливая это побуждение, к нему предъявляют эсхатологическое требование: «Чем отличается человечество, над которым люди, желающие стать сверхчеловеками, думают возвыситься, как не тем, что оно смертно?… Сверхчеловек должен быть победителем смерти – освобожденным освободителем человечества от существенных условий, которые делают смерть необходимою, и исполнителем тех условий, при которых возможно вовсе не умирать или, умерев, воскреснуть для вечной жизни». [116]
116
Соловьев Вл. Идея сверхчеловека.
Проверив на собственном опыте мышления первоначала ницшеанства, русское философствование, религиозное по преимуществу, не оставляет от них и следа, принимая лишь богочеловечество. Разве только допустимо считать плотское бессмертие человека бесспорной смертью для Бога и даже откровенным прозрением в Его посмертие. Проходит интерес к ницшеанству с тем, чтобы проявиться в приверженности к его антиподу – видоизменению общества не в социум сверх-человеков, а именно в сверх-общество. Этот путь избежания априорной систематичности составляют материалистические воззрения социалистов и марксистов. Основной тезис о волевом противоречии в чистом виде переворачивается: мысли господствующего класса являются в каждую эпоху господствующими мыслями.
Для разрешения накопившихся сомнений Маркс предпринял критический разбор гегелевской философии права и пришел к противоположному выводу: правовые отношения не могут быть поняты из самих себя, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях. [117] Марксисты призывали угнетенные классы подняться как один человек, что вероятнее всего было в России, согласно провокационному пророчеству классиков марксизма: [118] «Социализм глубоко укоренен в русской природе… Социализм у русских носил религиозный характер и тогда, когда был атеистическим. Социализм коммунистический можно определить как волюнтаристический, экзальтирующий революционную волю. Лишь когда образовалась партия Народной Воли, социалистическое движение переходит к террористической борьбе». [119]
117
См.: Маркс К. К критике политической экономии. Предисловие.
118
См.: Энгельс Ф. О социальном вопросе в России.
119
Бердяев Н. А. Русская идея. Гл. 5.
Относительно материализации сознания как такового, связываемой по сути с реализацией проекта безрождения, существовало два варианта: либо сносить церкви – по подозрению данной материи в не-первичности; либо перевоспитывать их путем устроения в них складов бездушных товаров и даже концлагерей для заблудших в духовную область материй. Заблуждение относительно народной воли состоит в отделении ее от «нашей» воли, образованной в единстве с неповторимостью «Ты», и стремлении уравновесить «их» воления, где «моя» воля выступает столько же, сколько «его» воля.
Отстаивая функциональность человеческого неравенства, приходится использовать термины форма и содержание в обычном, а не философском смысле, что показательно: «Народ довлеет самому себе. Верховным началом его жизни является его собственная воля, независимо от того, на что она направлена. Народная воля обожествляется потому, что она утверждается формально, без связи с ее содержанием. Но воля народная может быть направлена на зло, и тогда она подлежит осуждению, или она направлена на высшее добро, и тогда не воля народная, а само это божественное содержание должно быть признано верховным началом… Хочу, чтобы было то, чего захочу. Вот предельная форма народовластия». [120]
120
Бердяев Н. А. Философия неравенства. 8.