Поп
Шрифт:
– Сама ты из Ржавого! – возмутился мальчик. – Не из Ржавого, а из города Ржева. А этот меня бьёт! – Он обиженно указал на Витю.
– Бьёт?!
– Да, бил, – признался Витя. – А чо он тут?..
– Бил? Да как же у тебя рука поднялась? – возмутился отец Александр. – Ну-ка, подойди поближе! – позвал он мальчика. – А тебе сколько лет?
– Одиннадцать, – сказал Коля.
– Врёт! Ему и восьми ещё нет! – сказал Витя.
– Это я просто не довырос ещё, – сердито сказал Коля. – А так мне одиннадцать.
– А родители?
– Все погибли.
– А звать тебя как?
– Коля Романов.
– Ишь ты, как последний царь… Ну, пошли, Коля, со мной.
Что-то такое пронзительное было в лице этого Коли, что даже и матушка на сей раз не ворчала, покорно приняв от мужа весть о новом члене семьи. Сразу стала нового жильца намывать.
Пообедав вместе со всеми, Коля с улыбкой сообщил:
– Немцы теперь стали худые. Бывало, попросишь у них, так и хлебца даст и даже денег. А теперь только ругаются. Да норовят отпихнуть.
– Потому что от тебя воняет! – сказала Людочка.
– Как нехорошо! – укорил её отец Александр. – Вовсе от него не воняет ничем. Почти.
– Ох-хо-хо! – вздохнула матушка, подошла к Коле, прижала его голову к себе. – Нечего его обижать!
Так в семье священника Ионина к пятерым приёмышам – Еве, Мише, Саше, Вите и Людочке – прибавился ещё один сынок.
Коля, хоть и являлся тёзкой и однофамильцем последнего русского царя, оказался некрещеным. Первым делом его покрестили.
Витя и Людочка и тут считали себя выше новобранца, ибо были уже крещёнными отцом Александром. Витя был важный, а Людочка, показывая, что ей всё нипочём, очень смешно пищала. Витя одёрнул её:
– Людка! Не пищи ты!
– Вот ещё! – ответила Людочка.
– А я говорю не пищи! Потому что это грешно!
– Батюшка! А пищать грешно? – обратилась Людочка к батюшке.
– Чего? – переспросил отец Александр. – Пищать? Не то, чтобы грешно, но лучше бы не надо, Людочка.
Людочка перестала пищать и сказала новокрещённому:
– Крестик-то не верти в руках! Это тебе не свистулька!
В честь крещения Коле в подарок выдали новое пальто. Матушка его сама за пару дней сшила. Не Бог весть какое ладное, но тёплое и Коле по росту. Мальчик так весь и сиял:
– Надо же! Спасибо вам за все хорошее! И крестили, и пальто!
То, что обретение семьи совпало с крещением и обновкой, сильно впечатлило его. Отныне он хотел всегда находиться в храме при батюшке. А когда пришло время в январе идти в школу, сильно огорчился. И если бы отец Александр не вёл в школе Закон Божий, совсем трудно было бы убедить Колю в необходимости школьного воспитания.
70
Луготинцев эту зиму проводил уже не в домашнем тепле. Выследили его немецкие прихвостни – Владыкин и его сподручные, Алексей был известным партизаном. За его домом в Закатах велось наблюдение.
Скрывался Луготинцев на большой партизанской территории к востоку от Гдова. Там у народных мстителей даже имелся свой аэродром. Однажды из Москвы прилетел сюда самолёт с группой героев Гражданской войны. Двадцать с лишним лет назад они партизанили в Сибири и на Дальнем Востоке и теперь прибыли делиться опытом. Пробыли неделю и улетели обратно на большую землю.
Жители партизанской республики под Гдовом обитали в удобных землянках, которые хорошо отапливались. Немцы зимой не беспокоили, да и все их силы и помыслы были теперь устремлены на Волгу. Партизанская вольница имела радиосвязь с Москвой и могла получать сведения о том, что творится там, на главном сражении великой войны. И сведения эти день ото дня становились всё радостнее. Красная Армия начала мощное контрнаступление под Сталинградом и к концу декабря разгромила немцев.
– Весной, братцы, и мы начнём, – говорил Луготинцев. – Это будет год нашей полной победы.
– Наши придут – а мы уж тут сами Псков освободили! – мечтал Муркин.
– Преподнесём как на подносе, – расплывался в блаженной улыбке Табак.
71
Матушка выглянула в окно и увидела там группу русских шуцманов во главе с Владыкиным. Гогоча, эти выродки приставали к девушкам.
– Вот нехристи! – сказала матушка. – Ой, ой, а форсу-то, форсу! Не так поганы господа, как их холуи!
– Прохожане, – добавил батюшка. – Мимо храма идут, перекрестят лбы и дальше проходят. Я для них и придумал такое слово: «прохожане».
– К нам прётся, – сообщила Алевтина Андреевна. – Дети, идём в комнату!
В дом вошёл Владыкин. Кривляясь, произнёс:
– Здравия желаем, ваше священство.
Сел нагло за стол, поставил на стол бутылку водки. Приказал матушке:
– Мяса, сала дай на закуску.
Матушка сердито поставила перед ним солёные огурцы:
– Какое тебе мясо! Рождественский сочельник!
– Сочельник! – усмехнулся бывший советский милиционер и обратился к отцу Александру: – Ваше священство! Посиди хоть со мной, окажи честь недостойному.
Батюшка тихо присел за стол. Владыкин продолжал беседу:
– Вопросик есть. Не пора ли нам перестать дурить?
– В каком смысле?
– Германская армия на Волге, скоро до Урала дойдёт. В этом году война окончится. И напрасно ты от Европы отбрыкиваешься. Весь мир давно уже перешёл на правильный календарь. Давай, батёк, выпьем с тобой на мировую, а?
– Извиняюсь, водку не употребляю, – сказал отец Александр.
– Русским напитком брезгуешь? – покачал головой полицай.
– Владыкин! А вы же, насколько мне известно, при советской власти милиционером были, – усмехнулся отец Александр. – «Друзьям иным душой предался нежной…»
– Советская власть ушла в прошлое, – сказал Владыкин. – Вот гляжу я на тебя, поп, и удивляюсь. Вроде бы ты и за немцев, а вроде бы и не за немцев… Ты бы определился, за кого ты.
– Я за Иисуса Христа, Богородицу, за Серафима Саровского… – стал перечислять отец Александр.